Баяр промолчал, потирая виски. У него кружилась голова, его мутило. Соображал плохо.

– Выпей, Баяр-ах, – к нему подскочила Илгыз, такая красивая, раскрасневшаяся от танцев, сияющая, с чашей, полной кумыса.

Он с легкой улыбкой принял чашу, чуть наклонив голову.

– Ты счастлива здесь, Илгыз?

– Я здесь свободна, – тряхнула она косами. – Хожу как хочу, говорю как хочу, смотрю, куда хочу. Свобода – высшая ценность, Баяр-ах.

– Свобода… – эхом откликнулся молодой хан. – Я устал. Пойду спать, пожалуй.

Глотнул кумыса, поморщился и украдкой вылил содержимое чаши в костер. Поднялся, покачнувшись, оперся на плечо брата и направился в сторону своего шатра, где его ждала Дженна.

Темно. Душно. Войлочные стены плохо пропускают звуки. В шатре пахнет костром, овчиной, немного – сеном. Все чаще тут разводится очаг – чтобы согреть это простое жилье. А еще Баяр привез от угуров настоящий сундук – деревянный, красивый, покрытый черным лаком и расписанный диковинными цветами и птицами. Там теперь лежали Женькины вещи: белье, ее богатый халат, войлочные сапоги, меховая шапка, прочая одежда. Еще вчера беглецы и нищие, с каждым днем они обрастали вещами, словно лисы – зимней шерстью. У Женьки имелись теперь даже браслеты кованые, широкие – золотые. Зачем? Она не знала. Некуда их надевать. Куда ценнее для нее был лук, прочный, гибкий, небольшой – в самый раз для ее роста. Вот лук она свой просто обожала, а золото… Нет, пусть будет, конечно. Это ведь деньги в первую очередь. В черные дни можно продать.

Зашелестел полог шатра, и Женька замерла, прикусив губу. Неужели пришел? Оставил праздник? Не злится на нее? Зажмурилась, прислушиваясь к движению воздуха и почти неслышным шагам, угадывая его действия. Вот Баяр стягивает стеганый халат, кидает в сторону. Скидывает сапоги – они тяжело падают на ковер. Снимает теплые штаны. Вот развязывает шнурок на исподнем. И совершенно голый опускается на подушки рядом с ней.

Женька боится даже пошевелиться. Горячее тело так близко! Его кожа будто пылает, обжигая. Короткий поцелуй в шею бьет, как удар кнута. Тихий смешок в затылок – он явно ощущает под пальцами мурашки, слышит изменившееся дыхание. Читает ее, как открытую книгу. Баяр оглаживает ягодицы, притягивает к себе – и, не тратя время на прелюдии, осторожно проникает в нее. Растягивает, наполняет – мучительно медленно и так нежно. Словно волна накатывает и ускользает.

Она не двигается, не помогает ему вовсе, только прогибается послушно под его руками, принимая все глубже и полнее, расслабляясь, наслаждаясь этой неспешной лаской. И вдруг – удар, быстрый, яростный. Еще и еще. И острые зубы, вцепившиеся в мочку уха. Женька больше не может сдерживать стоны. Кричат и рычат – вдвоем, вместе, захлебываясь друг другом.

Потом она обвивает его лозою, прижимается всем телом и шепчет:

– Люблю тебя.

Шепчет по-русски, так, чтобы он не понял.

А Баяр вдруг снова тихо смеется.

– Сайхан, я твой лук, ты – моя тетива. Я ветер, ты степь. Я конь – ты моя упряжь, Дженна. Обуздала меня, стреножила – и как только сумела, скажи?

А вот так и сумела. Она прижимается к нему еще плотнее, впиваясь ногтями во влажную смуглую кожу. Слизывает горький пот с плеча, вдыхает его запах. Сердце просто разрывается от любви. Нет, она ни о чем не жалеет, ни минуты, ни секунды. Для него – что угодно. Хоть звезду с неба, хоть ребенка, и даже не одного. Жизни не пожалеет – только бы любил ее.

Спал Баяр плохо. Бессонница и головные боли уже вторую неделю были его верными спутниками, а в последние дни к ним добавилась еще и слабость в руках. Он взглянул на мирно сопящую Женьку и с трудом поднялся, надеясь, что холодный ночной воздух прояснит туман в голове. Все крепко спали, только дозорные тихо шатались вокруг стана да Сулим отчего-то сидел у одинокого ночного костра.

– Не спится, – коротко ответил брат в ответ на вопросительный взгляд.

– И мне.

Баяр сел рядом.

– Я заварю тебе чаю, – встрепенулся Сулим. – Погоди, я быстро.

Да, чай у Сулима был отменный, молодой хан не стал даже возражать.

– Я вот все думаю, зачем отец так поступил, – вздохнул младший брат. – Что теперь будет дальше?

– Видимо, у меня будет свой народ, – невозмутимо ответил Баяр. Несмотря на слабость и головокружение, он был доволен собой.

– Маленький.

– Моя сотня стоит тысячи иштырцев. И нас все больше. Подожди, брат, через десять лет я завоюю всю степь. Уже сейчас мой стан богаче, чем угурская деревня, а воинов боятся все племена. Есть у меня пара мыслей, как сделать войско сильнее…

Хвастался, конечно, но Сулиму – можно.

– Завидую тебе, брат, – неожиданно сказал Сулим. – Тебя удача любит. Богатство и слава сами в руки плывут.

– Не завидуй, это глупо. Ты же со мной, а значит: все мое – твое.

Сулим кивнул с кривой усмешкой.

– Спать иди, великий хан. Жена, наверное, замерзла одна. Греет хоть тебя?