– А! Она десятница. Выучилась стрелять из лука и махать саблей. Правда, скорее всего, тебе не придется в нее стрелять. Ей муж и дети, надеюсь, важнее воинской славы.

– Муж? Дети? – Охранник выглядел обескураженным.

– Она вышла за Айрата. И взяла в шатер двух сирот.

– Моя Гаюна?

– Да. Та самая высокая и злая девица с обрезанными косами.

Мужчина помолчал немного и попросил:

– Поклянись, что ты не врешь.

– Клянусь своей жизнью, истинная правда. И про Охтыра, и про Гаюну. А ты скажи, как Карын стал ханом? Где Тавегей?

– Тавегей на небесах с великими предками.

Женька от огорчения едва не сболтнула что-то вроде: «Жаль, Баяр будет расстроен». Едва успела прикусить язык.

– А его жена? А Аасор? С ними что? Нурхан-гуай где?

– Нурхан-гуай исчез, Аасор тут, куда денется… – про жену хана он предпочел умолчать.

– Вот как… Так как все же умер Тавегей?

– Убит ножом в живот. Ночью. Во сне.

– Карын его?..

– Никто не знает, но все думают, что он.

– Странные вы, – пожала плечами Женька, решительно направляясь к шатру Аасора. – Он убивает детей, убивает отца. А вы клянетесь ему в верности.

– Сильный хан – многие победы.

– Ох как много сил нужно, чтобы перерезать горло ребенку или убить спящего! Что же твой Карын не вызвал отца на бой? Что же не сражался с Баяром, а решил его отравить? Ах, ну да. Еще можно воевать с женщинами! Выгнать свою жену и украсть вдову брата…

Ее охранник ничего на это не сказал, но разве Женьке нужен был ответ? Она прекрасно знала, что мужчины – сплетники и болтуны ничуть не меньшие, чем женщины. Хорошо бы этот… как его… Ургай поговорил со своими друзьями. И обсудил вопрос мужественности Карына. И еще надо найти мать Баяра, если она жива, конечно. Пока же Женьке очень нужен был Аасор, имелась у нее пара важных вопросов к нему как к целителю.

Шаман совершенно не изменился. Такой же маленький, морщинистый и лысый, с хитрыми раскосыми глазами. Дженне он кивнул, ничуть не удивившись, сунул ей в руки вечную ступку с пестом, коротко сообщив:

– Черноцвет и полынь. Погребальные травы.

– Я подожду снаружи, – быстро пробормотал Ургай и выскочил из шатра.

Женька беззвучно рассмеялась.

– Что из этих трав выйдет?

– Мазь для заживления ран. То, что внутрь – яд, снаружи – лекарство.

Женька кивнула, бесцеремонно усаживаясь на подушки и привычно размещая ступку между ног. Она и раньше помогала шаману в его работе.

– Ну что, мой маленький воин, вот ты и вернулась туда, откуда все началось.

– И здесь же все закончится? – с надеждой спросила она.

– Нет. Ну… не скоро. Ты изменилась.

– Да. Я все же женщина гораздо больше, чем думала о себе.

– Я не об этом. Ты больше не ребенок. Ты – взрослая.

– Я? – искренне изумилась Женька, которая себя ребенком никогда и не считала.

– Не так сказал. Ты – птица, вставшая на крыло.

– А, ладно. – Она подумает об этом ночью перед сном, как обычно и делала. – Аасор, а часто у вас женщины родами умирают?

– Случается, – тут же погас старик. – Особенно, когда это очень кому-то нужно. Почему спрашиваешь, неуемная? Неужели не догадалась отвары пить?

– Сама решила, – призналась она. – Баяр мечтал о ребенке, а я вот… Короче… Ну…

– Я понял. М-да, это все меняет. Времени все меньше. Будь очень осторожна сейчас. И молчи, молчи. Карыну ты вдруг понравилась, и он пока тебя не тронет. Но кто знает, кто знает… На вот, кстати. – Аасор протянул ей кинжал. – Пригодится.

Больше шаман ничего не сказал, и Женька вышла из его шатра злая и разочарованная. Вот же противный старикашка, никакой от него помощи, только напугал ее еще больше! Придется как-то выкручиваться самой. Но за кинжал спасибо, с ним сразу стало в разы спокойнее.

Кто сеет ветер – пожнет бурю. Женька не знала, кто сказал эти слова, но они ей очень нравились. Она старательно сеяла ветер: и рассказами об Охтыре, и упоминаниями о славных победах Баяровой сотни и войне Карына с женщинами и детьми. И буря грянула – даже быстрее, чем она ожидала. Зря он, конечно, позволил ей гулять по стану, очень зря.

Уже к вечеру отец Охтыра со стоящими за его спиной сотниками подошел к Карыну и прямо задал вопрос:

– Кто убил моего сына, хан?

Карын вздрогнул, отступил на шаг и нашел глазами Дженну. Та криво улыбнулась.

– Твой сын был предателем, – сказал Карын. – Он служил Сулиму. И помогал отравить Баяра.

– И зачем бы Сулиму убивать своего брата? – невинно заметила Дженна. – Или хромой пес мог бы стать ханом?

– Мой сын – ребенок. – зарычал тысячник. – Он – мой единственный сын!

– Ты сам виноват, – равнодушно бросил Карын. – Не смог воспитать достойного воина.