Аргумент сработал, Тринити на ходу развернула пластинку и отправила в рот. Странные ощущения заставили ее остановиться. Она схватилась рукой за стену и перевела испуганный взгляд на профессора. Тот все понял без вопроса:

— Это называется «сладко». Это вкус. Как запахи. У тебя же есть в базе спектр вкусов. Когда у детей проблемы с печенью, они тебе говорят: «Все горькое», — а когда ты их уговариваешь выпить лекарство, говоришь: «Оно сладкое». Это вкусы. Сейчас тебе сладко.

Тринити на миг даже забыла о том, какая участь ей уготована. Удивление сменилось возмущением. Какой же огромный пласт ощущений был от нее скрыт! Как они могли? Распираемая этим чувством, она даже оторвала руку от стены и выпрямила спину. Профессор истолковал это по-своему.

— О, видишь, тебе сразу лучше. Пойдем. Времени мало, — он подхватил бионикла под руку и потянул вглубь коридора.

Раса борхов, к которой принадлежал профессор, отличалась удивительным долголетием. Другие виды, населяющие этот мир, могли сменить два поколения, а борхи все жили и здравствовали. Только морщин становилось больше, да волосы светлели. Считалось, что чем светлее оттенок, тем меньше борху осталось жить. К старости многие из них уходили из социума и становились отшельниками. Их прибежищем было искусство, религия, наука.

Профессор к тому моменту, когда его кобальтовые волосы выцвели до голубого, занимал почетную должность в институте имени себя. Собственно говоря, этот институт был так назван его, потому что профессор его и основал. Два поколения фиолетовых отер или почти три поколения внешне бесполых вирфов назад.

Однако ни то, что это был его собственный институт, ни то, что он тут жил безвыездно уже много лет, ни то, что он был самым уважаемым и признанным специалистом по биониклам, не избавило его от контроля на пункте охраны. Дрожащей рукой борх протянул идентификационную карту на выходе.

— Профессор, — охранник выглядел спокойным, — у вас пропуск только на одно лицо.

— Вы что, не видите? Это бионикл! — всем своим видом профессор постарался показать, что бионикл это нечто незначительное, ну разве что чуть важнее стула, на котором охранник сидит. Охранник поднялся.

— Я видел распоряжение по этому биониклу. Ей не предписано покидать институт.

— Конечно, не предписано, — профессор, кажется, даже не разыгрывал возмущение, — как ей может быть предписано, если ее завтра расщепляют, — Тринити вздрогнула, но продолжила безучастно смотреть прямо, — А мне нужно достать из ее головы эти чертовы мотивы к посмертной реанимации!

Охранник слышал что-то о том, что разум одного из биониклов трое суток крутили и так и эдак, а данных снять не смогли. Об этом тихо шептались на пересменке и ночью, когда особенно тяжело не спать. Но охранник обязан был соблюдать инструкции.

— Тогда вы тем более не должны ее выводить, профессор.

— Послушайте, мой дорогой, — старик приосанился и попробовал придать себе солидный вид, — я долго занимаюсь биониклами. Очень долго. Мне казалось, я знаю все. Но тут возникает проблема, которую я не могу решить! Я должен, — профессор перешел на крик, от напускной солидности не осталось и следа, — понимаете, я должен знать, что творится в ее проклятой рыжей голове! — старик глубоко вздохнул, поправил растрепанные голубые волосы. — Строго говоря, я не вывожу ее из института. Мне нужна лаборатория в филиале «Дот». Там стоит оборудование, которое давно не используют. Это, знаете ли, — он усмехнулся, — считается негуманным. Но ей, — взмах в сторону Тринити, — ей уже все равно. А мне надо знать!

Охранник повел плечами и что-то поискал взглядом. Наверное, хотел найти какую-нибудь инструкцию на этот случай. Профессор понял, что его взяла и снова напористо обратился к охраннику:

— Если хотите, можете меня сопровождать! Я даже, наверное, буду рад. Она, — пренебрежительный взмах рукой, — Постоянно падает.

На это случай у охранника точно была инструкция:

— Извините, нам запрещено покидать пост, — ввел подтверждение выхода на дисплее. — Постарайтесь вернуться в мою смену.

Профессор что-то фыркнул и потащил Тринити к выходу. Ему удавалось гордо задирать подбородок и старчески шаркать ногами одновременно.

— Профессор, — Тринити окликнула его шепотом, — филиал «Дот» это тот, что на побережье?

— Тот, моя дорогая, тот, — старик некрепко сжал ее руку, а Тринити изо всех сил пыталась сдержать улыбку.

Карабин привычно щелкнул на обвязке. Шаман глубоко вздохнул, замедляя выдох. Еще раз. Сосчитал до десяти. Вода в его руках уже давно ощущалась как клубок нитей. Пальцы зудели от необходимости выбрать одну из них, ту самую, нужную.

— Ну все, я пошел, — у него на руке красовались фенечки, когда-то украшавшие фарфоровую балерину.