— Риточку? С радостью, любезнейший. Невестушку твою приму, как родную! — обещает король суффиксов.

Теперь осталось со школой решить… должок висит за министром образования.

РИТА.

Он меня сбагрил апельсину! Очень ловко вывернув, что Игорь Иванович просто жаждет со мной побывать в Венской опере. Запихнули в самолет, в чем была. Хорошо, хоть Серый был рядом. По напряженному взгляду, стало понятно, что пахнет жареным песцом. Маршрут у них построен, сиди, Рита, наслаждайся.

— Ну, и почему такой кислый вид? — Абрамович делает взмах рукой над накрытым столом.

Стюардесса чартерного рейса только успевает натаскивать блюда, как на банкет.

Конечно! Давай пожрем, и все наладится, ага. Ладно, Игорь Иваныч не виноват. Он такой же заложник обстоятельств, как я.

— Сереж! Будешь? — передаю охраннику тарелку, с разной вкуснятиной.

Хоть у кого-то аппетит есть — смотрю на жующего майора. Когда Серый не занят — он все время что-то точит, только холодильник на кухне брянчит.

Посадка. Нас встречают у трапа "специально обученные" люди и тонированный автомобиль.

— Понравилась тебе, Риточка, "Травиата"? — Иваныч зачерпывает пятерней оливки и отправляет в рот.

Не понятно, что меня больше бесит: его сладенькие уменьшительно-ласкательные интонации или то, что он жрет беспрестанно. Даже Серый отворачивается с перекошенной миной.

— Вывод один, Игорь Иванович: никакая любовь не выдержала клейма проститутки. Предрассудки, мнение общества… в итоге Альфред предает свою возлюбленную, а та погибает от такого удара. Влюбиться можно в красоту, а полюбить лишь только душу, — замолкаю.

— Душа, Риточка, понятие субстрактное. Утверждать или отрицать, что она есть — разговор глухого с немым. Вы верите в Бога, деточка? — поворачивается ко мне. Глаза Абрамовича хитро блестят.

Ловушка! Знать и верить — разные вещи. Я ЗНАЮ! Личная встреча с Вседержателем. Его дарованный второй шанс. Раньше я считала, что второй шанс — это все равно, что выдать второй патрон потому, что первым недобили. Никому и никогда второго шанса Маргарита не давала. А мне его дали. К чему это приведет — не понятно. Кто-то знатно развлекается там, наверху.

— Не будем поминать всуе, — показываю пальчиком наверх.

Апельсин, с серьезным видом, кивает и оборачивается, будто боится, что Бог за спиной подслушивает.

— Рита, ОН есть! Я расскажу случай… Не думаю, что ты кому-то это передашь, — глаза Абрамовича затуманились в воспоминаниях.

— Было это в лихих девяностых, — делает большой глоток мартини, — Времена были тяжелые. Я был инженером на металлургическом заводе. Зарплаты нет. Выдавали иногда продуктами. Мы, с женой, бились как могли, чтобы прокормить детей. Жена сдалась первая и закрутила с каким-то авторитетом. Ушла к нему, забрав детей. На последние деньги я купил водки-паленки у соседа и решил повеситься. У меня не получалось закрепить веревку к трубе стояка, в туалете. Только накину петлю, веревка обрывается. Ну, думаю, пойду, с крыши улечу. Поднялся на последний этаж и забрался по лестнице на чердак. Темно было. Упал, запнувшись об большой продолговатый предмет. Рита, это был чемодан доверху набитый валютой!

Абрамович стирает пот со лба. Наши лица на расстоянии десяти сантиметров. И тут я замечаю то, что не видела раньше. Шрамы у ушей, тонкими полосками уходят в волосяной покров. Лицо апельсина — маска, человека, сменившего личину.

Сглатываю. Много людей выжило, знающих правду об этом "добряке"?

— Зачем вы мне это рассказали? — шепчу.

— Потому, Рита, что ты такая же как я. Ты слишком умна для подростка. Мы оба живем не своей жизнью, — он отстраняется и наливает еще мартини.

— Игорь Иваныч, вы меня сбросите без парашюта? — на всякий, прощупываю почву.

— Бог с тобой, деточка! У меня на тебя другие планы! — сальтует бокалом и выпивает залпом.

— Зачем вы это делаете? — поворачиваюсь от иллюминатора к апельсину.

Мы сели на частный аэродром, в одной из жарких стран. По выпущенному трапу поднимались арабы. Серый лежал в отключке, ему вкололи в шею какую-то гадость.

— Дело не в деньгах, солнышко, — он открывает чемодан, который ему принесли люди в балахонах.

Равнодушно смотрит на содержимое и разворачивает. Там слитки золота, по полкилограмма, каждый.

— Все это будет твое, как только ты выберешься. Правда, от Рашида, еще никто не уходил… Но я, ставлю на тебя, Риточка. Докажи, что я в тебе не ошибся. Твой охранник будет жить ровно три месяца! Столько я тебе даю времени…

— Я вернусь! — наклоняюсь к нему, удерживаемая за руки восточными бугаями. — Вернусь и натяну тебе кастрюлю щей на уши! Обещаю, обещаю тебе! — кричу, упираясь, пока меня вытаскивают из самолета.