То самое марево, которое окружало братьев Уркайских, сгустилось вокруг Ланзо плотным коконом, и кокон этот имел очертание здоровенного человекоподобного громилы, увенчанного гребнем, похожим на частокол из вороненых кинжалов. Сам же мужчина, флегматично потягивающий проклятое пойло, так и продолжал сидеть на массивном резном стуле, вызывая ассоциации с этакой дьявольской матрешкой.

Меня осенило ужасное подозрение, и я поспешно зажмурилась.

— Довольно неожиданно, — задумчиво протянул сидящий ближе всех Каспар. — Для женщины она весьма долго и вполне успешно сопротивляется видениям. Впервые наблюдаю подобное.

— Не стоит сопротивляться, Реджи, — посылая по телу неприятные вибрации, прямо в ухо приказал низкий раскатистый голос, который теперь наверняка будет являться мне в кошмарах. Я так и сидела с закрытыми глазами, отчаянно сражаясь с убийственными галлюцинациями. — Разве тебе не интересно увидеть истинную сущность твоих новых родственников?

— Нет. — Голос мой был тверд, как никогда. — Для первого раза впечатлений более чем достаточно.

Вместо витка очередных увещеваний, Рэт схватил меня за плечи и грубо выдернул с места.

— Смотри на меня, Реджи…

Пищевод обожгла желчь. Деваться теперь было некуда. Решив, будь, что будет, я открыла глаза…

На меня смотрел очередной, пугающий до дрожи в поджилках «некто».

— Что ты видишь?

Внезапно реальность выцвела и померкла. Все укутал колдовской сумрак, и я, как зачарованная, уставилась на удерживающее меня существо. По счастью, по-прежнему звучащие мужские голоса остались не искаженными, позволяя мечущемуся в испуге сознанию цепляться за них, как за якорь, обретая некое подобие успокоения.

Довольно скоро я заметила, что страшные сумрачные картинки обладали некой мрачной притягательностью и побуждающей к неотрывному слежению за их текучестью. Оставаясь в главном неизменными, они, при этом, в мелочах непрестанно трансформировались, рождая тревогу и ощутимый дискомфорт для глаз.

— Что ты видишь? — Рэт вновь встряхнул меня и, явно угрожая, повторил свой вопрос.

— Я вижу ярость. Холодную, звенящую пустотой…

Собственный голос звучал незнакомо. Я будто раздвоилась, распалась на две полярные сущности. Одна — растерянная, беспомощная Ада, вторая — та, которая вдруг заговорила от моего имени, вызывающе откровенно описывая свое видение. Она не столько отвечала на вопрос своего мучителя, сколько загадывала ему загадку, бросая вызов, который мужчина не мог не принять.

— В этой пустоте стонут ветра. Они, как души, запертые в темницу вечной мерзлоты. Обреченные на одиночество. Реющие под светом стального солнца. Алчущие правды. Не желающие эту правду принять.

Я подняла на мгновение опущенные веки и еще раз всмотрелась в преобразившееся лицо Рэтборна. Он возвышался надо мной стылой громадой. Как закованный в демонические латы великан. Эти латы — сам холод. Ослепительно прекрасный, крадущий душу лед. Тонкой, сияющей скорлупой он покрывал резкие черты. Изо рта вырывались облачка морозного дыхания.

Я знала, что не стоит прикасаться к нему, но странная решимость, всепоглощающее ощущение неотвратимости толкали к действиям. Все еще ощущая его немилосердную хватку на своих предплечьях, я подняла руку и осторожным касаниям повторила линию широкой челюсти. Тепло.

Тепло, едва ощутимое, но такое приятное в обступившем нас царстве холода, загорелось на подушечках моих пальцев. Я почувствовала дрожь. Лед под ладонью пошел мелкими трещинами и стал крошиться. В прорехи стал сочиться свет. Жидкий, тягучий экстракт цвета чистого золота…

Я засмотрелась на крохотные сверкающие капли непонятного свечения. В этот самое мгновение, когда покой и незамутненный восторг обуяли мое сознание, лорд толкнул меня. То ли в страхе, то ли в ярости. Я отлетела метра на три. Упала на пол, наткнувшись на что-то лицом и неловко завалившись на бок. От вкуса крови, наполнившей рот, желудок скрутило жестоким спазмом. К горлу вновь подкатила зловонная желчь, и меня стало нещадно рвать прямо на полированную мозаику мраморного пола.

Той ночью, первой в череде беспокойных неласковых ночей, которые я провела под опекой рода Уркайских, я едва не погибла. Вино истины оказалось несовместимо с моим организмом, что привело к своеобразному отравлению и необратимыми изменениям, существование которых обнаружилось немногим позже. Последнего никто не ожидал. Как и того, что я превращусь в источник постоянного удивления для мужчин, которые в силу своего происхождения и образа жизни, казалось бы, навсегда утратили способность к этой естественной для простых смертных эмоции.

3. Диверсантка

глава третья

ДИВЕРСАНТКА

Плачущая женщина притворяется.

Задумчивая женщина грезит о дурном.

«Молот Ведьм»

— Просыпайтесь, сударь, — раздался откуда-то сверху приятный женский голос.

Приглушенно и невнятно, он словно силился прорваться через толщу глубокой воды.

Я неуклюже заворочалась. Тело, тяжелое, точно налитое свинцом, слушалось плохо, голова кружилась даже в условиях горизонтального положения и закрытых глаз, во рту стояла ни с чем не сравнимая стрихниновая горечь.