К слову сказать, данный тайный пир вполне мог обернуться серьезными неприятностями для всех участников сего невинного заговора. Решительно заглушив трусливые мысли, я уничтожила очередное лакомство, на этот раз рассыпчатую корзиночку с крошечным букетом кремовых незабудок. Из груди вырвался стон непередаваемого блаженства, когда лиловые цветочки взорвались на языке вкусом, чем-то напоминающим ананасовый.

Наша встреча с гениальным поваром-невольником состоялась в первую неделю моего заточения в особняке спятившего ундера. Как оказалось, брошенный в порыве детского восторга комплимент талантам кулинарного виртуоза в тот самый приснопамятный первый ужин, каким-то невероятным образом достиг ушей Герарда и тут же застолбил для меня местечко в его большом, как мировой океан, сердце.

На кухню — огромный, пышущий жаром каменный мешок с узкими продольными оконцами под самым потолком — я попала случайно. С непривычки заплутав в бесконечных переходах особняка, я забрела на хозяйственную часть — маленькое, укрытое от глаз высокородных хозяев царство вольнонаемных слуг и дорогостоящих рабов. Наткнувшись на массивную, обитую железом дверь, из-за которой доносилась целая какофония знакомых каждой домохозяйке звуков, я несказанно обрадовалась. Учитывая размеры особняка, плутать по нему можно было до самой ночи, что, в итоге, наверняка бы закончилось для меня очередным не слишком приятным приключением. Последними я была сыта по горло.

В путешествие по коридорам я пустилась, покончив с обедом. Он проходил в малой столовой. Ундер в категорической манере потребовал ежедневных совместных трапез, на коих с большим пристрастием выспрашивал о моих успехах в учебе. Малая столовая, в отличие от столовой парадной, располагалась в южном крыле здания, весьма далеко от места, где я имела несчастье свести знакомство с сыновьями дядюшки Цвейга.

Обратную дорогу до выделенной мне спальни, в которой новой игрушке надлежало отсиживаться в перерывах между занятиями, запомнить с первого раза не удалось. Решив отыскать кого-то из слуг, я миновала не одну анфиладу проходных комнат и залов, но, как назло, так никого на своем пути и не повстречала. В пору было завопить «Ау», но тут весьма кстати обнаружилась памятная дверь.

В послеобеденное время кухня пребывала в относительном затишье. На огромной, ажурного литья плите медленно томились предназначенные к вечерней трапезе соусы и бульоны. В здоровенной, литров на двадцать кастрюле явно тушилось нечто мясное. Под потолком, на медных балках, мерцая начищенными боками, висели многочисленные ковши, половники, дуршлаги и сковородки. Стены украшали обрамленные в рамы рецепты, писанные вычурным каллиграфическим почерком с незамысловатыми гравюрами разнообразной снеди. Здесь даже имелся открытый очаг, в недрах которого бушевало живое пламя, а сверху, на средневековый манер, свисали жутковатого вида крюки и вертела.

Из людей в тот час на кухне хозяйничало трое. Посудомойка — коренастая, внушительная, как антикварный комод, женщина в белом чепце с чрезвычайно румяными щеками. Она споро натирала тарелки, ополаскивала водой и составляла их в аккуратные башенки. Весь нехитрый процесс женщина сдабривала непрестанным ворчанием и на вошедшую меня отреагировала ехидным:

— Глядите-ка, сам сударь пожаловал!

Молодой мужчина в красном фартуке поверх светлой рубахи, длинный и журенный, как сухой стебель припасенного на веник сорго, отреагировал на ее комментарий издевательским гоготом, за что незамедлительно и схлопотал подзатыльник от здоровенного, смуглого до черноты силача. От недоброго взгляда великана притихла даже посудомойка, по всем признакам, на редкость вздорная бабенка.

— Проходи, милая, — рокочущим басом пригласил меня человек-гора к стоящему в центре кухни столу.

Захваченная одиозностью его колоритной персоны, я в смущении проследовала вглубь помещения.

— Здравствуйте.

— Флок, подай-ка сударыне табурет.

По лицу насмешника пробежала тень возмущения, но о бунте он явно и не помышлял.

— Спасибо, — не желая усиливать неприязнь «шнурка», поблагодарила я его за расторопность.

Флок картинно насупился, но взглядом потеплел. Видимо, благодарили его тут нечасто.

— Я Герард, главный повар, — представился великан. — А этот потрох, — сложив бугрящиеся мускулами руки на бочкообразной груди, кивнул он в сторону «шнурка», — мой помощник Флок.

— Козет, — не дожидаясь, пока ее представят в очевидно оскорбительной манере, выплюнула свое имя посудомойка.

«С таким именем над прозвищем долго ломать голову уж точно не придется», — подумала я про себя, сдерживая ухмылку.

— Очень приятно познакомиться, — заученно ответила я.

— Приятно ей! — с презрением в тысячу ватт фыркнула Козет.

— Шла бы ты, Козет… на нижнюю кухню… да нашла там себе работенку, — развернувшись, великан явил горбоносый профиль и припечатал женщину тяжелым немигающим взглядом.