Спустившись с дерева, я пару минут полюбовался этим спектаклем, но после всё же не выдержал и уточнил:

— Серёг, не хочу тебя отвлекать, но… а ты зажигалку потерял, что ли? Чего от неё не зажжёшь?

Я едва увернулся от полетевшей в меня доски с остатками почерневшей ваты, а Серёгин мат и бешенный рёв наверняка было слышно во всех концах пустыни. Пускай, зато незваную живность отпугнёт. И будет, наконец, думать проще. Давно ему говорю, что он всё слишком усложняет, а он не верит.

После лёгкого ужина мы снова пошли на штурм копчёного деревца.

Борода потушил костёр, оставив зажженной лишь одну ветвь. Он всучил её мне, когда я раскорячился поперёк ствола матерящимся аистом.

Оказавшись на знакомой мне нижней развилке, я завис, пытаясь придумать, как же мне втянуть Бороду. Эта туша без труда сдёрнет меня с дерева и я дротиком воткнусь в песок… нет, в землю, припорошенную золой. Интересно, это мягче песка, или лучше наоборот, в песок целить? Впрочем, не хочу проверять. Но буду, если…

Пока я мялся, Борода отошёл на пару метров, взяв короткий разбег, на бегу ухватился за сук, как-то хитро оттолкнулся и уже стоял в полуметре от меня, на той же развилке.

— Что, Игоряш, недооценивал меня, как прочие смертные? Ты на пузяку не смотри, мяса под ней хватает. И не только под ней, агась. У меня работа сидячая, но я-то не дурак. Гантельки тягаем, всё такое… И вообще, зря я что ли с ролевиками по лесам таскался столько лет?

— Ладно, вот сейчас реально впечатлил, отрицать не стану. Теперь признаю: ты спортсмен, а я как был доходяга, так и остаюсь. Но я теперь исправлюсь, честно. Факел выкинуть, или как?

— Сейчас уляжемся и выброси подальше, агась. Давай, поочерёдно.

Спустя, наверно, час все наши приготовления закончились и мы разлеглись по своим веткам. Борода продолжал хрустеть сухарями, а меня сморило, я быстро начал проваливаться в сон, не смотря на все потрясения за день. Сказалась усталость и длительный переход по барханам. Ещё и воздух свежий, прохладный…

Жаль только, что без бредовых видений не обошлось…

***

На этот раз я оказался в тёмном коридоре.

Его едва освещал единственный чахлый фонарь, болтавшийся на ржавом крюке, воткнутом меж сырых, обросших мхом камней. Колоритно, врать на стану.

Оглядевшись, я сразу приметил узкую лестницу, уходившую вверх. Из-за спины донёсся сдавленны вопль, полный боли, прозвучавший, казалось, сквозь стену, да и в целом эти казематы веяли ледяным холодом и страхом, потому выбор был очевиден — я даже не обернулся и побежал к лестнице. Благо хоть шевелиться мог, а не как в тот раз.

Пробежав по ней несколько пролётов я оказался перед узким, прямым участком, резким лучом уходившим в сторону. Казалось, что ступени освещались чем-то изнутри, ведь больше ни одного фонаря я так и не увидел.

Поднявшись по последним ступеням и пройдя меж перил, огораживавших этот проход я оказался в большом, просторном зале, залитом солнечным светом. Впрочем, может и не солнечным вовсе, но светило хорошо. Свет проникал в залу сверху, через маленькие оконца под самым потолком и через два огромных витража, занимавших почти всю левую от меня стену. Оба поражали своей детализацией и, казалось, светились сами по себе, изнутри.

На одном была изображена некая батальная сцена, а на втором — рыцарь в доспехах и на верном скакуне. В руке у рыцаря был щит, с гербом в виде скрещенных меча и горна, обвитого плющом. Такой же гербовый щит был изображён в верхней части первого витража, над тремя другими, чуть меньше.

Помимо этого моё внимание привлёк клинок рыцаря. Его зачем-то изобразили не то мохнатым, не то каменным, покрытым своего рода минеральными наростами. На подобии тех, что в жеодах аметиста. Среднюю часть клинка украшала россыпь странноватых символов, каких-то незнакомых мне рун, светившихся ярче прочего витража не то лиловым, не то голубым светом. А главное не поленились ведь, каждый символ отдельно вырезать и в витраж вставить, а! Во мастера…!

Разум при том с чего-то решил, что и от них веяло холодом. Может, это я сплю и замёрз, вот мне всё и морозит?

Ладно, а чем нас порадует вторая картина? Битва между воинами в доспехах и… уродцами в чёрных балахонах. Почему всегда чёрный, а? Надо будет у Бороды спросить. Он знаток этой темы. Мало ли, знает, откуда пошло.

Помимо этих магов в чёрном, бросавшихся, предположительно, огненными шарами во врагов (тут детализация немного сплоховала, потому не ручаюсь), да воинов, им противостоявших, на втором витраже выделялись две фигуры. Они были чуть крупнее прочих и имели ряд узнаваемых черт. Воин с мохнатым мечом, которому опять не забыли приделать руны, да чертила в чёрном с пылающей черепушкой. Уж не его ли я во сне видел, интересно? И кто же он, собственно?