Проходя мимо хозяйства «Премы», я заметил Стролла и Лизу. Скрестив руки на груди, та стояла, прислонившись к стене моторхоума, а высокий черноволосый кавк… тьфу ты — канадец (ко мне он находился спиной) опирался на стену локтем и что-то негромко говорил Лизе. Оба, как и я, были не в комбинезонах, а в толстовках с символикой своей команды.

— …Мы можем ненадолго задержаться здесь после этапа, — разобрал я, пока приближался к ним. — Прогуляться по городу, поужинать — а наутро полететь чартером на базу…

— Оч-чень интересно, — сказала Форман. Увидела меня и помахала: — Привет, Миш! — Это уже на русском. — Завтра новый день, да?

— Ну да, — ответил я и сделал в их сторону ещё пару шагов. Спросил по-английски: — Какие-то проблемы?

Встретился взглядом с Лизой и указал ей глазами на Лэнса.

— Мы просто разговариваем, тебя это не касается, — сказал тот, и мне послышалось в его словах тщательно скрытое высокомерие.

Кое у кого я слышал в голосе подобные нотки…

— Лэнс, — обратилась к нему Лиза, а когда Стролл повернулся к ней, продолжила: — Знаешь что? — Томительная секундная пауза. — Пошёл ты!

И, развернувшись, быстро зашагала вдоль моторхоума.

Я и Лэнс смотрели ей вслед, пока она не хлопнула дверью «дома на колёсах».

— Ну чего ты пришёл, а? — спросил у меня Стролл. — Не видишь, что ли: стоим, разговариваем — какое твоё дело?

— Не подошёл бы я — она, думаю, тебе бы и по морде врезала, — сказал я. — Пару раз пересекались на тестах. Поверь, я представляю, о чём говорю. Она может.

— Но за что? Я же ничего такого не предложил. Просто растянуть уик-энд на один вечер…

По-моему, он и в самом деле не понимал, где допустил ошибку.

— Открою тебе секрет: не везде деньги твоего отца могут открыть дорогу. Подумай над этим.

Не оглядываясь, я вновь пошёл к скоплению техники «Хайтека».

Если верить тому, что я услышал, пока уходил, — похоже, Стролл плюнул на асфальт и следом за Форман двинулся в моторхоум.

Пусть подумает. Ему полезно.

Ё-моё, и это человек, выигравший в моей прежней реальности текущий сезон «Ф-3»?! И на следующий год он уже перейдёт в «Уильямс»…

А Джордж по «дефолтному» ходу событий должен выиграть всего две гонки (в то время как Стролл — четырнадцать) и завершить сезон третьим, проиграв лидеру по очкам без малого вдвое. В «Формулу-1» Расселл придёт только в девятнадцатом.

Но зачем-то же я здесь нужен? Сам за высокие места, судя по всему, вряд ли поборюсь, а вот помочь сокоманднику в сражении за личный титул и «Хайтеку» за конструкторский…

Можно попробовать.

Будет очередная моя попытка поменять тут историю.

* * *

Прошлую я предпринял ещё в прошлом году, когда ездил в «Формуле-4».

Шумилов сильно переживал, чуть не скрежетал зубами, видя начавшуюся в конце две тысячи пятнадцатого глобальную травлю российских спортсменов, а потому, оказавшись по воле судьбы в том времени, не мог пройти мимо назревавшей проблемы.

Я по датам помнил этапы, по которым раскручивался маховик этого ублюдочного скандала.

Второго декабря четырнадцатого года вышла западная «документалка» о допинге в нашей лёгкой атлетике. Первого января две тысячи пятнадцатого комиссия ВАДА начала расследование. После этого участились дисквалификации спортсменов и начались уходы в отставку тренеров и чиновников.

Девятого ноября комиссия опубликовала свой доклад, в котором прямо требовала отстранить россиян от участия в международных соревнованиях. Вслед за этим накрыли Московскую антидопинговую лабораторию, а её руководитель покинул пост и через неделю сбежал в Америку.

Двенадцатого мая шестнадцатого года открылся «ящик Пандоры» — интервью о подмене проб через дырку в стене. Только через месяц — лишь тогда!!! — завели уголовное дело на бывшего главу лаборатории.

До Олимпиады в Рио допустили часть спортсменов, до Паралимпиады — никого. Двадцать четвёртого февраля две тысячи семнадцатого нам разрешили выступать в нейтральном статусе. К тому моменту наконец засуетились наши структуры, но толку не было никакого. Пятого декабря россиянам позволили ехать под олимпийским флагом в Пхёнчхан — отстаивать честь Родины, не имея права как-либо это показывать.

В восемнадцатом году наметился было компромисс, но, правда, временный. В декабре девятнадцатого из-за якобы имевшей место подмены данных нас на четыре года лишили флага, гимна и больших турниров. Потом запрет сократили до двух лет, но всё равно чувство от безнаказанно творимого беспредела было гадостное.

Так не должно было быть. Мы ни хрена не были к такому готовы! Что сделали, чтобы это предотвратить?! По отдельным людям успех достигался, но в общем?! В общем-то, а?!

Положа руку на сердце — я не знал, как там всё обстояло на самом деле. Но при этом было невыносимо следить за тем, как нас бьют — а мы даже не можем защититься.

И я решил хоть что-нибудь сделать, чтобы ускорить ответку с нашей стороны и повлиять на ситуацию.