Тим успел добежать до меня и упал на колени, потом лег на спину, все еще прижимая к себе что-то серое. Я наклонилась над мужем и он, посмотрев на меня, сказал:

- Сафира, где авиона?

Охнув, я побежала догонять наш улетающий груз. Повезло, что авиона полетела не в сторону луга, туда бы меня никакая великая цель не заставила ступить.

Мы с Тимом уже минут тридцать сидели, облокотившись спинами о ствол молодого деревца. Мои руки были свободны, я привязала поводок авионы к своему поясу. А Тим хмурился и с помощью палочки раскатывал по земле свернувшегося клубком ежа. Отпускать его Тим отказался. Все-таки, полез ради него на луг с плотоядниками, вытащил из ямы. И еще Тим думал, что спасение ежа – это наше новое задание, только нужен был номер, подтверждающий, что задание мы прошли. Но еж представлял собой колючий мяч, и своим великим предназначением носителя номера делиться с нами не собирался.

- Надо было бросить ежика на съедение цветам, - сказала я мужу. Но он хмурился и не ответил мне. Может, устал, все-таки долго отчитывал меня, за то, что я спасла его от плотоядников. Только выговорившись, что я должна соблюдать правила безопасности, не вмешиваться, пока он не попросит, выполнять его указания, а то авиона следующий раз точно улетит, Тим сел. Но со мной не разговаривал. А меня нельзя игнорировать, мне от этого становится тоскливо.

Когда они нужны, слезы никогда не приходят. Если бы я сейчас заплакала, желательно навзрыд, Тим бы сам начал извиняться. А так, мы просто сидели. Только я демонстративно привязала к своему поясу поводок авионы, чтоб Тим больше не переживал, что она потеряется.

- Может, посадим ежа на авиону и увезем? - Внесла я следующее предложение. - Когда еще мы поймем, что с ним делать? А мне будет страшно спать, пока мы не отойдем от луга как можно дальше.

Тим, продолжая хмуриться, улыбнулся. Даже забавно получилось.

- Тим, перестань злиться, - сделала я очередную попытку к примирению.

- Я не злюсь, - сказал Тим. Хотя было заметно, что он сейчас не в лучшем расположении духа. Наверно, ежик поэтому и не показывал нам мордочку.

- Все же хорошо, Тим. – Снова я попыталась помириться. Хотя это было неправильно, это мне нужны положительные эмоции. Я даже подумала, что если Тим и на этот раз проигнорирует мою попытку помириться, я точно пожалуюсь на него Марине. - Авиона не улетела. И я ее уже привязала, больше я ее не упущу.

Наконец, Тим отбросил палочку и оставил в покое ежа. Развернувшись ко мне, Тим, все так же хмуро, бросил на меня взгляд исподлобья, и начал говорить своим архаровским тоном. Мне даже плакать сразу захотелось. Тихие слова, произносимые безэмоциональным голосом действовали лучше любого, самого громкого крика доктора Надира:

- Причем здесь авиона, Сафира? Я за тебя переживаю. У тебя нет должной подготовки, чтоб действовать самостоятельно. Ты не можешь вмешиваться, когда ты посчитаешь свою помощь необходимой. Если бы плотоядник находился ближе к границе, а ты подошла к ней очень близко, тебе бы пришлось очень плохо. Меня бы при самом худшем развитии событий только ранило. Целители меня бы быстро вылечили. А ты носишь нашего ребенка. Ты уязвима, понимаешь. Не только потому, что ты слабая или неподготовленная. Понимаешь? Ты беременна… - Тим вернул на место ежа, который пытался скрыться. И сказал мне. – Я не думал, что с тобой будет так сложно договариваться.

- Но…, - я хотела оправдаться.

Только Тим прервал меня:

- Ты казалась, - последнее слово он особо выделил, - более благоразумной.

Тим, по-моему, был неправ. Если бы я всегда ждала его указаний, не помогла бы ему ночью, осветив путь к палатке светильником. И сейчас, о возможных плотоядниках на лугу его я предупредила. Он же шел на луг вместе со мной. И именно я, бросая камни на луг, дала Тиму шанс спастись, избежать травм.

Но Тим не давал мне сказать и слова. И насколько серьезно он настроен я поняла, после его следующих слов:

- Мы завершаем практику. Она не стоит твоего здоровья и жизни нашего ребенка.

Я ошеломленно застыла. Значит, все это время Тим, хмурясь, думал, стоит ли оставаться на Горе. И решил, что со мной продолжать путь не стоит. Потому что я уязвимая и непослушная…

Тим встал и ухватился за веревку, чтоб приблизить к себе авиону. На ней в рюкзаке находился почтовик. Через него отсылались все послания. Наверняка, о желании прекратить практику тоже надо было сообщать через почтовик.

Я усилием воли сдержала накатившие на глаза слезы. И попыталась Тима отговорить:

- Тим, прости. Я больше не буду своевольничать. И спасать тебя не буду, пока ты сам не скажешь. И во всем тебя буду слушаться. Не бросай практику. Мы же уже одно задание прошли, и у нас есть грузовая авиона. Тим, пожалуйста, давай останемся.

Тим присел возле меня: