— Да какие там в Москве высоты, — очнулся мужик в тельняшке. — Че там, в этой Москве. У меня брат там в ФСБ работает, грязь да пыль, в метро набьются и ездят, как селедки в бочке, по три часа в один конец на работу ездят! — Мужик наставительно поднял палец вверх. — Ради денег глотки друг другу рвут. Меня брат звал, говорит, приезжай, со мной работать будешь, устрою тебя, да я ни за какие деньги в эту Москву не перееду.

— И то правда, — выпила тетка и покачнулась.

Я опрокинула в себя стопку. Рот обожгло огнем, голова болела так, что, казалось, сейчас взорвется. Красных пятен в воздухе становилось все больше. Мужик в тельняшке плеснул мне еще.

— Тебя зовут-то как?

— Вика.

— Ну че, Вика, рассказывай, как тебя угораздило?

— Я их в лесу спас, — вспомнил Олег и обрадовался, — а вы не верили.

— Мы вам очень благодарны. Жизнь нам спасли. Мы думали, не выйдем из этого леса. Лика сознание потеряла, я тоже идти уже не могла и думала, это конец. Что умираем мы.

— И умерли бы, если бы не я. — Олег довольно улыбался, я подумала, что он похож на ребенка. На большого краснолицего ребенка.

— Молодец ты, — кивнула тетка.

— А вы жена Олега?

Мужики загоготали.

— Жена. Какая она жена, это Тамарка. Жена моя скончалась пару лет назад. Жаль, нормальная баба была. Готовила хорошо. Помянем?

Они опрокинули стопки, не чокаясь, я попробовала не пить, но Олег злобно уставился на меня, и я выпила тоже. Мужик в тельняшке плеснул еще. Собака затихла, а ребенок все не успокаивался.

— Где там его мать, спит, что ли? — не выдержала я. — Сколько он уже плачет?

— Поплачет и успокоится, — сказала Тамарка. — Если по каждому писку подходить, никакой жизни не останется.

«Ну и бабища», — подумала я.

— Так рассказывай, как вас угораздило-то? И подружка твоя че, не присоединится?

И я второй раз за день рассказывала нашу историю: как мы зашли в лес и не могли выйти, как слышали голоса и видели людей, как ели чернику и не могли найти воду, как вышли к дому у озера, а потом пошли дальше.

— Дом москвича тоже, вашего, — кивнул тельняшечный. — Я слышал, как ему дом строили, только не знал, где он находится. Слышал-слышал. Короче, мужик свихнулся, что ли, думал, апокалипсис грядет и надо будет прятаться, зомби, что ли, восстанут. Вот он дом и построил. Чтобы, пока апокалипсиса нет, ездить в него рыбачить и охотиться, а когда зомби придут — перебраться в него насовсем.

— Ты че, серьезно, что ли? Во прикол. И где этот дом? — заржал Олег.

— Да я без понятия, пяжненские строили, говорили мне. Километрах в тридцати отсюда на север, рядом с озером каким-то, я точное место не спрашивал.

— Бывает же, что москвичам деньги девать некуда.

— А я о чем, я по поводу мужика этого брату звонил, говорил, проверь, откуда бабло-то дома строить, может, бандит какой. Нам еще московских бандитов тут не хватало, своих навалом.

— И че брат?

— Да ниче, проверил вроде, чист мужик. Но черт их знает, как они там проверили, откуда деньги-то у него — не сказал. Вот если бы я в ФСБ пошел работать, я бы проверил как надо, но я в эту Москву ни за какие деньги...

— И как этот мужик, приезжает в дом-то? — вклинилась я.

— Я те справочная служба? Я без понятия.

Я продолжила рассказ.

4

Они двигались невероятно медленно, все время останавливаясь в каких-то селах, деревнях и просто посреди дороги. Солнце заливало автобус, коричневые сиденья были раскаленные, дышать было нечем, несмотря на открытые окна.

— Зачем он останавливается? — бесилась Анка. — Видно же, что на остановке никого.

Через пару секунд автобус со вздохом закрывал двери и, покачиваясь, будто нехотя двигался дальше. Время шло. Гриша смотрел на солнце. Анка не умела определять время по солнцу, но Гриша понимал: прошло уже больше часа, вернуться вовремя они не успеют.

— А мы успеем вернуться к концу фильма? — спросила Анка, будто прочитав мысли.

— Может, немного опоздаем, — сказал Гриша. — Ну придумаем что-нибудь. Скажем, что фильм закончился раньше и мы пошли искать твою маму.

— Идея норм, — сказала Анка. — Мама будет ругаться, но быстро простит, она у меня отходчивая. Главное, чтобы мы не сильно опоздали.

За прошедший час они обсудили все: Анка рассказала про школу, маму, про то, как ее бабушка в последнее время стала плохо слышать и приходится на нее орать — не зло орать, а просто чтобы она расслышала, — и про бабушкиного кота, который на старости лет снова полюбил играть с бантиком, прямо как маленький. И что в Москве она тоже хотела завести кота и даже подобрала одного на улице, притащила домой, но мама не разрешила его оставить.

— И заставила обратно на улицу отнести? — спросил Гриша.