Денег не было на то, чтобы уехать, все упиралось в деньги. Софья пыталась поступить в техникум, в котором общежитие давали, в ближайшем городе он всего один был такой, но в первый год не поступила, потом год занималась, приходилось в хлеву прятаться и учебники читать, мать найдет — изобьет, не любит она бездельников: если нашел время читать — значит мог найти и поработать. Но она пряталась, читала и на второй год поступила, и уехала учиться и жить в страшном общежитии с клопами, мышами и пятью соседками в комнате, работать в подсобке магазина, чтобы себя прокормить, но все лучше, чем дома. Три года училась, навещала сестру, подарки ей привозила, каждые выходные приезжала, говорила: учись, поступишь — и будем вместе в городе жить.

А на третий год приехала беременная Тамара, такая глупая, с пацаном местным в лесу переспала. И тогда она поняла, что не светит сестре никакой колледж, а светит рожать и в поле работать, как их матери, а до этого ее матери, как всем. Как она ругалась на сестру и на мать — та ее чуть не убила, это беременную-то, но что делать.

Повезло: не смогла сестра ребенка выносить, выкидыш был. Может, потому что мать опять побила, может, напилась, а может, еще почему, кто знает. Софья обрадовалась.

— Грех большой так думать, — сказала женщина. — Ребенок — это дар божий. Но честно скажу, я так рада была, когда узнала, что не будет ребенка, что есть еще у Тамарки шанс выбраться оттуда.

После выкидыша Тамара начала пить вместе с матерью, Софья отвлеклась тогда, парня отличного встретила, влюбилась и домой долго не приезжала. Месяца два ее дома не было. А потом приехала и увидела, что сестра теперь тоже пьет.

11

— Ваш ребенок? — До меня вдруг дошло.

Младенец кричал так, что казалось, сейчас окна вылетят.

— Мой, — покачнулась Тамара, — девочка.

— Как зовут?

— Марта.

— Может, пойти посмотреть, что с ней? Так громко кричит — заболела, может быть, или описалась.

Тамара потрясла рукой и уставилась на меня.

— Ты мать-то не учи с детьми обращаться. У самой дети есть?

— Нет.

— Вот, а туда же, детей нет, а давай советы раздавать, жизни мать учить. Я таких советчиков знаешь че? Я мать, я лучше знаю.

Больше всего на свете хотелось взять ее за голову, за эти жидкие темные волосы с проплешиной на затылке и ударить лицом об стол, но все-таки я сказала:

— Конечно, вы лучше знаете. Вы же мать.

Тамара со свистом выпустила воздух и что-то пробормотала угрожающе. Попыталась встать, но сразу же осела обратно на стул и привалилась к холодильнику. Как она до дома-то доходит?

— Вы же ма-а-ать, — передразнил Олег. — Знаешь, за что вас, москвичей, не любят?

— За что?

Я злилась все сильнее: то ли водка сделала свое дело, то ли меня просто достало изображать доброжелательность по отношению к этим людям.

— За то, что вы всех, кроме себя, считаете быдлом. И общаетесь с людьми как с быдлом. Издеваетесь, посмеиваетесь. Язвите, думаете, ни у кого мозгов не хватит, чтобы понять, что вы издеваетесь. Я, может, университетов не кончал, но таких, как ты, насквозь вижу. Я про вас все понимаю. Для вас люди хуже скота, коровок вы как раз любите, летом туристы ездят, иногда вижу, как они стоят в поле, с коровками фотографируются. Животные вам нравятся, а обычных людей вы презираете.

— Да! — крикнула Тамара, а я-то думала — она заснула. — Правильно говоришь!

— ...Разговариваешь, пьешь с нами, а сама нас презираешь. Я тебя спас, я тебя приютил. Ты ешь мои продукты, спишь в моем доме. Если бы не я, ты бы уже сдохла там под деревом. И все равно считаешь себя королевой, а меня быдлом.

— Послушайте...

— Что, не нравится правда?

Я открыла рот, а потом подумала: да пошел он. Не хватало еще извиняться.

— Пойду проветрюсь, — улыбнулась я и вышла из дома, вслед что-то покрикивала Тамара, ей вторил Олег, я особенно не слушала.

На улице было очень холодно, стоило вернуться за ватником Олега, но мне не хотелось надевать его вещь. В доме напротив в окне горел свет, меня озарила мысль, и я пошла туда. Постучала в дверь. Сначала никто не подходил, я постучала настойчивее, послышались шаги. Дверь распахнулась, на пороге стояла высокая и красивая Анна с лицом аристократки. Интересно, ей они тоже говорят, что она как королева?

— Что? — недовольно спросила она. — Ребенок спит.

— Простите, я... Простите. Вы не могли бы пустить нас с подругой переночевать?

Брови Анны удивленно поползли вверх. Она брезгливо принюхалась ко мне, видимо учуяв запах водки.