Женщина, которая могла бы подарить ей прекрасных внуков, которых она, похоже, не хотела. Папа помогал мне учить проценты в начальной школе, используя квантовые аналогии с кровью. Это настолько укоренилось в нашем доме, что я понимал мамино разочарование. Я не был с этим согласен, но я понимал.

Это было безумие.

— Чертово безумие, — пробормотал я, садясь на край кровати и натягивая носки.

— Что ты сказал? — София высунула голову из ванной, держа в руке розовую зубную щетку.

— Ничего. — Я покачал головой.

Она ждала, зная, что меня что-то беспокоит. Я думаю, она ждала две недели, пока я расскажу ей, почему мы так быстро сбежали из дома моей матери.

Последнее, чего я хотел, это чтобы она чувствовала себя недостойной. Она не была такой. Но мои собственные проблемы доставали меня до чертиков.

Ее деньги все еще были для меня проблемой. Ее наследие. Если бы папа не умер, может быть, все это не мучило бы меня. Может быть, мне было бы легче сказать «к черту все это», потому что он был бы рядом, и я мог бы попытаться завоевать его расположение.

Я любил ее.

Я нуждался в ней.

София была моей единственной, как мама была для него.

Но его больше не было на этой земле. Его призрак не собирался менять своего мнения.

— Ничего страшного, детка. — Я встал и подошел к ней, чтобы поцеловать ее в губы, чувствуя привкус мяты. — Я принесу кофе.

Ей было больно, когда я закрывался от нее. Я увидел, как в ее глазах вспыхнула боль. Но я молчал, надеясь, что соберусь с мыслями до того, как мы начнем наш разговор.

Я вышел из комнаты и пошел готовить кофе. Когда все было сделано, я отнес ее кружку обратно в ванную, еще одна часть нашей рутины.

— Что ты хочешь на завтрак? — Я поставил ее кофе на туалетный столик.

Она нашла мой взгляд в зеркале.

— Правду.

— София. — Я вздохнул. — Это пустяки.

— Не делай этого, — отрезала она, ныряя в свою косметичку. Она заговорила со мной через зеркало, яростно нанося немного увлажняющего крема. — Знаешь, чему я научилась после двух неудачных браков? Я никогда не хотела по-настоящему разговаривать со своими бывшими мужьями. На самом деле мне было все равно, что они хотели сказать. С тобой? Каждая клеточка моего тела заботится о тебе. Каждое слово что-то значит, мне так это важно. Ты это понимаешь?

— Ты же знаешь, что да.

— Тогда говори. Будь честен со мной. Пожалуйста, — умоляла она. — Мне никогда не говорили правды, и я жажду этого.

Господи, я не мог сказать «нет». Этот разговор должен был закончиться одним из двух способов. Либо мы вышли бы из этого более сильными. Или она была бы на самолете обратно в Нью-Йорк с моим разбитым сердцем в сумочке.

Я достаточно играл в покер, чтобы понимать шансы.

Все было не в мою пользу.

— Я не знаю, с чего начать, — признался я, ставя свою чашку с кофе. Затем я подошел к сиденью унитаза, сел и наклонил плечи вперед.

— Как насчет с основы? Ты хочешь жить в Монтане? — спросила она.

— Да. А ты?

— Нет. Не полный год.

Я вздохнул.

— Я должен работать. Мне нужно оплачивать счета. А это значит, что мне нужно здесь жить.

— У меня есть деньги. Мы могли бы выкупить твою недвижимость и купить еще сотню, если хочешь. Тебе не обязательно работать в баре, если ты этого не хочешь. В любом случае, разве это не твоей недвижимости? Использовать свои инвестиции, чтобы ты мог путешествовать и быть свободными приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится?

— Да, это так. Вот почему я должен работать. Я не возьму твоих денег.

София наклонилась поближе к зеркалу, нанося спонжнм немного тонального крема. Она замерла от моего заявления, спонж застыл прямо у ее носа.

— Неужели?

— Да, правда. Я не такой человек.

— Ты серьезно?

Я кивнул ей.

— Да.

Она закатила глаза, промокая кончик носа и убирая спонж. Она достала из косметички кисточку и маленькую черную пудреницу. Она открыла ее, с такой силой вдавливая кисточку в пудру, что вокруг ее руки разлетелись маленькие розовые пылинки.

— Я даже не знаю, как на это реагировать.

Я сидел и ждал, думая, что она скоро что-нибудь придумает. Но она просто занялась нанесением макияжа.

Затем она перешла к теням для век. Все время, пока она наносила их на веки, ее ноздри раздувались. После этого она нанесла немного подводки, а затем тушь для ресниц.

Я все еще ждал, думая, что слова последуют за макияжем. Но она убрала косметичку и достала фен. Шум, который он создавал, перекрывал любой разговор. С каждым сердитым движением ее щетки по волосам я все же слышал ее.

Я знал, что лучше не выходить из комнаты. Поэтому я сидел на унитазе, выжидая удобного момента.