— Доверься мне. Работать здесь не так уж и плохо.

— Лучшая работа в мире, — пробормотал я. Обычно так и было.

— Дакота заберет тебя и отвезет домой, — сказала Тея Софии. — Запасной ключ от двери лежит под ковриком. И ты всегда можешь позвонить Хейзел, если тебе что-нибудь понадобится.

София кивнула, ее глаза были широко раскрыты и не моргали.

— Спасибо. — Тея помахала мне рукой и присоединилась к своей семье у двери. — Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

— Я не буду. — Я помахал в ответ. — Приятного вам путешествия.

— Так и будет. — Волнение, которое она испытывала по поводу своего отпуска в Париже, заполнило бар. — Пока!

Логан подошел, чтобы обнять ошеломленную Софию и поцеловать в щеку, а затем проводил свою семью до двери.

С каждым его шагом лицо Софии становилось все белее. Свет снаружи ярко вспыхнул, когда Логан открыл дверь и вывел детей на улицу. Когда дверь за ними захлопнулась, София вздрогнула всем телом.

Ее взгляд был прикован к двери. Ее руки вцепились в метлу, как будто это было защитное одеяло.

Сочувствие и раздражение зародилось внутри меня. Я был раздражен тем, что застрял с ней на десять дней. Но у меня было непреодолимое желание заключить ее в свои объятия и пообещать, что это не будет худшим опытом в ее жизни.

Я отбросил эти чувства прочь, сохраняя бесстрастное выражение лица. Лучше всего для нас обоих было вернуться к работе. Чем быстрее мы это сделаем, тем скорее все это закончится.

— Ты можешь закончить с этим.

Голова Софии резко повернулась на мой голос.

Моя грудь сжалась от слез, навернувшихся на ее глаза. Если она собиралась плакать в течение следующих десяти дней, я был в заднице. Плачущие женщины были моей слабостью, наряду с красивыми женщинами с темными волосами и полными губами.

Так что да, к черту мою жизнь.

Я прошел вдоль стойки к разделочной доске, которую оставил раньше. Мне нужно было нарезать еще пару лаймов, прежде чем мы откроемся, поэтому я положил фрукты на доску и взял нож.

София все еще стояла, сжимая чертову метлу так, что побелели костяшки пальцев. Она не сдвинулась ни на дюйм за то время, которое мне потребовалось, чтобы прикончить один лайм.

— Приступай к работе. — Это вышло резче, чем я хотел, и она снова вздрогнула. Я поднял глаза, сузив взгляд на кучу арахисовой скорлупы у ее ног.

— Х-хорошо. — Она прислонила метлу к табурету. Две секунды спустя она соскользнула с закругленного края и шлепнулась на пол.

Христос. Может быть, это не она подметала раньше. Может быть, кто-то из детей сделал это за нее.

— Прости, — пробормотала София, опускаясь на колени. Затем обеими руками она зачерпнула несколько скорлупок.

Мой подбородок опустился, когда она встала и осторожно понесла их к мусорному баку в конце бара, потеряв пару по пути. Она бросила стопку туда, а затем поспешила обратно к куче, наклоняясь, чтобы поднять еще.

Я не знаю, как подметать.

Это то, что она сказала Тее, и это не было ложью.

Я отложил нож, вытирая сок лайма о джинсы, и подошел к шкафу с припасами. Я открыл дверцу, схватил совок и маленькую щетку и отнес их Софии.

Она все еще стояла на коленях на полу, подбирая скорлупки одну за другой и складывая их в ладонь.

— Вот так. — Я наклонился, поставив край совка рядом с оставшейся кучей. Затем я использовал щетку, чтобы продемонстрировать, что нужно делать.

Она бросила скорлупку, которые держала в руке, в кастрюлю и опустила голову.

— Я такая идиотка.

— Не говори так, — огрызнулся я, снова более резко, чем хотел. Слышать, как она унижает себя, было хуже, чем видеть ее плачущей.

— Извини.

— Забудь об этом, — пробормотал я, сметая скорлупки в кострюлю.

— Я никогда не делала этого раньше. Все это. Если только это не связано с покупками, косметикой или прическами, я практически бесполезна.

Я фыркнул и поставил совок на место. София смотрела в пол, ее подбородок опустился на грудь, поэтому я подцепил его пальцем и откинул ее голову назад.

В ту минуту, когда ее глаза лани встретились с моими, мое сердце сжалось.

Эти плачущие глаза.

Они собирались погубить меня.

Глаза Софии превратились в калейдоскоп. Каждый кусочек счастья или частичку боли она выкладывала на всеобщее обозрение в этих шоколадных лужицах. Она ничего не хранила для себя, никаких секретов или скрытых планов.

В этот момент ее глаза были полны такой безнадежности, что я бы сделал все, чтобы избавиться от этого взгляда.

Отпустив ее подбородок, я провел ладонью по ее лицу. У нее перехватило дыхание, когда огненная буря пробежала по моей руке.

Почему я прикасался к ней?

Я не опустил руку.