– Что? Это мертвый лес, Хатч. Здесь нет ничего девственного.

Хатч посмотрел на усталое лицо Люка.

– Люкерс, брось нам сигарету.

Люк протянул Хатчу пачку «Кэмела». Хатч наклонился к огоньку «Зиппо». Сделал длинную затяжку, вытер пот со лба, затем посмотрел на тыльную сторону ладони и поморщился.

– Какой-то маленький засранец только что укусил меня. Комары.

– Если бы не сырость, я спалил бы тут все нахер, – сказал Дом, уперев руки в колени. На его лице было выражение безысходности. – Расчистил бы выход огнем. Выжег все это чертово местечко.

Хатч выдохнул облако ароматного дыма. Посмотрел на свои руки. Кончики пальцев все еще дрожали. Он сглотнул.

– Этот лес никогда не обрабатывали. Никогда не рубили. Вот в чем дело.

Под грязью, в тех местах, где прошлой ночью пробежали ручейки слез, лицо Дома побелело от гнева. Никто не умывался уже два дня.

– Какого черта ты завел нас сюда, если мы не можем здесь пройти?

– Я не думал, что мы застрянем. Я просто хотел немножко посмотреть. Это же дальний север. Думал, срезав путь, увидим что-нибудь оригинальное.

– Охеренно здесь оригинально. Так оригинально, что никто в здравом уме не припрется сюда на выходные.

– За исключением немногих. Да и то, не в эту часть леса. Думаю, в такую глушь заходят лишь ученые и специалисты по охране окружающей среды. Мы же здесь случайно. Потому что захотели срезать. Мы просто хотели быстро пересечь лес.

– Иди в жопу! Мы застряли, Хатч! Как крысы в ловушке!

Хатч вздохнул. Посмотрел на Люка, ища поддержки, хотя сам редко предоставлял ее. Чтобы не «создавать клику», чего, по его мнению, хотел Люк. Когда Хатч снова открыл рот, его голос звучал слабо и неуверенно.

– Эти национальные резервы служат для того, чтобы сохранить остатки настоящего биоразнообразия, Дом. На будущее. Такого почти нигде нет.

Люк посмотрел вокруг, словно видел все впервые. Хатч снова затянулся сигаретой. Он отогнал внезапное желание рвануть напролом на юг. В голове возник темный силуэт из сна – неприятное воспоминание, которое он пытался забыть всеми фибрами души. Он сделал глубокий вдох.

– Это один из остатков северного лесного пояса. Он тянется от Норвегии до России. Появился после Ледникового периода. Столько ему лет. Норвежская ель может прожить даже пятьсот лет. Шотландская сосна – шестьсот. Можете себе представить? За прошлый век этот лес сократился на девяносто процентов. Все было вырублено и распахано. Но в национальных парках остались подобные места, поэтому все заросло грибами и лишайником так, что не пролезть. Здесь сохранили места обитания. Для птиц и насекомых. Для диких животных. Тут полным-полно редких видов. Тот лес, который мы видели из поезда по пути сюда, культивируется. Ему максимум лет сто. Леса постарше уже вырубают.

На мгновение Люк даже почувствовал признательность Хатчу. Он тщательно продумывал каждое путешествие. Целиком вкладывался в то, что организовывал. Всегда хотел показать товарищам нечто особенное. И в том, что они заблудились, была именно его вина. Но даже если так, – напомнил себе Люк, – в этой древней глуши, по крайней мере, уже бывали люди. Те же шведы, например. Он хотел напомнить об этом Дому, но передумал. Потому что приходилось признать: его самого это уже не утешало.

– Тут это на всех деревьях, – послышался с другой стороны поляны голос Фила. С тех пор как они надели свою грязную, пропахшую дымом одежду и собрали вещи, прошло двадцать минут. – Идет по кругу. Вокруг дома.

Люк, Хатч и Дом повернулись в сторону Фила. Он стоял у северного края лужайки, рядом с узкой тропинкой, ведущей во тьму. Все молча переглянулись.

– Что там, дружище? – крикнул Хатч.

– На старых деревьях. С отмершими ветками.

– Что он несет? – спросил Дом.

Хатч пожал плечами.

– Парень реально не в себе.

– Думаешь, он свихнулся?

– Думаю, после этой ночи мы все свихнулись. Если бы Люк не разбудил меня, я бы так и торчал на чердаке. На коленях перед козлом.

Люк прыснул со смеху. Смех прозвучал неестественно громко в неподвижном воздухе, среди окружающих лачугу деревьев. И неуместно, как хохот в церкви.

Хатч улыбнулся.

– Боже, парни. Что мы будем рассказывать людям, когда вернемся домой?

Дом хлопнул Хатча по затылку. Его лицо растянулось в напряженной, натянутой улыбке.

– Для начала мы должны туда попасть, ты, никчемный йоркширский засранец. К черту девственные леса и грибы Ледникового периода. Я хочу снова почувствовать под ногами асфальт.

Хатч увернулся от второго шлепка.

– Пошли посмотрим, чего хочет этот толстяк.

17

– Что тут, дружище? – спросил Хатч Фила. Тот, наклонившись вперед, положил грязную ладонь на темную кору толстого ствола дерева.