Через каждые десять шагов он прислонялся к дереву либо садился в мокрую зелень и ждал, когда зрение придет в норму. Дышать было так трудно, что сам акт дыхания изнурял не меньше, чем перемещение свинцовых ног.

Он перестал обращать внимание на детали. Лес слился для него в одно сплошное пятно, которое он едва видел, но тем не менее шел вперед. Его тело будто распадалось, по одной жировой клетке за раз, подпитывая марш смерти. Он так давно ничего не ел. Жжение в кишечнике превратилось в комбинацию тошноты и боли, желудок мучили спазмы.

Чтобы облегчить страшную усталость, скуку и приступы страха, он стал считать, что съел: пять злаковых батончиков и половину плитки «Дейри Милк» за последние тридцать шесть часов. Он повторял меню как безмолвную молитву.

Последний раз он пил что-то утром. Чашка густого горького кофе. Пот на коже остыл, и Люк снова остановился у дерева, чтобы переждать приступ тошноты.

К десяти вечера он стал видеть не дальше пяти футов, но продолжал ковылять в размытой пустой темноте наугад.

Его голова была опущена, глаза полузакрыты. Внезапно Люк почувствовал, что он не один. Он поднял глаза, уверенный, что кто-то только что вторгся в его личное пространство. И увидел в сгущающемся мраке между деревьями толпу белых фигурок. Они неподвижно стояли повсюду, насколько хватало глаз. Он зажмурил здоровый глаз. Снова открыл.

И тут все эти… дети? …исчезли.

Карликовые ивы. В сумерках он принял их за белых человечков. Тощих, неподвижно стоявших и смотревших на него.

После полуночи у него появилась уверенность, что следом идет Хатч. И Фил. Они пришли в себя и осознали неуместность их сложной, хорошо спланированной и жестокой шутки. Особенно теперь, когда он так одинок, болен и потерян. Им было стыдно смотреть на его реакцию, поэтому они шли, отвернувшись от него. А он был так расстроен тем, что они дурачат его, что не обращал на них внимания. Он чувствовал себя обиженным, преданным и был готов разрыдаться. В конце концов они перестали идти за ним.

Когда его догнал Дом и снова зашагал в ногу, Люк от усталости даже не смог заговорить с другом и спросить, где тот был. Но улыбнулся в надежде, что Дом почувствует: Люк снова рад видеть его в этих темных недрах ночного леса.

Когда Люк остановился передохнуть и поискать фонарик – он был уверен, что раньше он у него был, – Дом снова куда-то исчез.

Сидя на камне, Люк потерял сознание.

Он разговаривал с Шарлоттой в пабе «Принц Уэльский», дома в Холланд-парке. Был солнечный день, и они сидели на улице, прямо как на втором свидании. Когда она вышла из станции метро в короткой юбке и кожаных сапогах, он буквально онемел от желания и удивления, потому что в день их знакомства она была в джинсах и кроссовках. С их первой встречи он ушел домой довольный, что девушка взяла его телефон, хотя не рассчитывал увидеть ее опять. Но потом ему было так приятно снова оказаться рядом с ней, что он решил прямо там, в пивной, добиться ее. Он назвал ее «лисичкой», и она улыбнулась. Потянулась через стол, коснулась его лица и, закусив нижнюю губу, назвала «красавчиком». Они просидели вместе несколько часов. Целовались, рассказывали друг другу про работу, родные города, семьи, последние отношения. Что все обычно делают в первые дни ухаживания.

Очнувшись от пульсирующей боли в голове, Люк продолжал разговаривать с Шарлоттой, пока не осознал, что сидит один, в лесу, прислонившись к мертвому дереву. Влага просочилась сквозь брюки в нижнее белье. Он промок и дрожал. Где его спальный мешок?

Сквозь верхние ветви деревьев он увидел, что небо посветлело и стало серо-голубым. Посмотрел на часы: шесть утра. Он проспал три или четыре часа. Почему оно не убило его здесь? Из-за усталости и боли он не стал задаваться этим вопросом. От жажды он не мог даже глотать. Губы покрылись коркой соли.

Он медленно полз на четвереньках.

Еще двадцать футов, потом ложись и дай тьме забрать себя.

Он прижал компас к здоровому глазу, но ничего не увидел. Выпустив его из руки, почувствовал, что шнурок на шее натянулся, но поймать компас не смог: тот болтался как маятник над темной землей.

Поднимайся по склону к тому дереву.

У подножия поляны есть два камня, на которые ты сможешь сесть.

Между тех двух елей, в крапиве, кажется, есть просека.

За той пихтовой рощей может быть вода. Похоже, что может быть.

На холме деревья растут реже. Поднимемся на него сбоку. Может, так будет легче.

На вершине земляного кургана, вокруг которого лес расступился, будто давая людям место для собраний под одиноким деревом, он сел, почувствовав себя на удивление комфортно. Здесь его тело согрелось, а от боли в голове остались лишь отголоски.