За плечом у Локи виднелось темное дерево приклада и тускло поблескивал ствол охотничьего ружья. Если бы эта дьявольская свора не уложила его, Локи его бы пристрелил. Ему не уйти отсюда. Люк лег и закрыл глаза на серый мир, не испытывающий к нему никакого сочувствия.

57

– Люк. Мне пришлось очень постараться, чтобы ты остался в живых. – Ярко-голубые глаза Локи буквально светились весельем в луче пыльного света, падавшего сквозь маленькое окошко. Локи был в игривом, хорошем настроении. Ухмыляясь, он отбросил гриву черных волос за плечо. Он уже не казался таким суровым и чрезмерно серьезным. Как будто появление выпотрошенного друга Люка сняло висевшее в воздухе напряжение. И он был пьян. Ружье прислонил к стене, рядом с закрытой дверью.

До прихода Локи Люк пролежал неподвижно несколько часов. Он не мог дышать носом, тот будто раза в четыре увеличился в размерах. Голова была расколота, как перезревший орех. Глаза заплыли, один из-за опухоли почти не видел. Он был буквально весь покрыт твердыми зудящими шишками от укусов жучков, которыми кишела его жуткая кровать. Лодыжки и предплечья были в порезах и царапинах. Он не мылся уже неделю. От него дурно пахло. Его мучила жажда. И голод. Он был сломлен. Понимал, что его уже мало что волнует.

Он ненавидел себя за то, что обрадовался хорошему настроению гиганта. За то, что испытывал к Локи какое-то чувство благодарности. С тех пор, как его вытащили из леса, Локи дважды спас его от той парочки.

Для чего он спас меня?

Люк устал от ощущения беспомощности. Устал от тошноты, этой комнаты, вонючей кровати, которая не высыхала и смердела теперь уже его собственной мочой. Он был измучен страхом, болью и отчаянием еще до того, как эта троица нашла его. Теперь хрупкая надежда, поддерживавшая его с момента пробуждения в этой комнате, умирала. Надежда, что молодые люди проявят к грязному, израненному человеку из леса гуманность. И отпустят его с миром. Другая, не менее жалкая и инфантильная надежда на помощь извне тоже умирала. Надежда утомляла больше, чем все остальное. Наряду с ужасной головной болью и постоянной потерей сознания, когда он метался между мирами, эта надежда была еще более болезненной и невыносимой, чем садизм юной шпаны.

Люку казалось, что он находится на грани.

Поэтому в какой-то момент ему стало все равно. И прежде чем он начал задумываться, чего ему будет не хватать в жизни и кому будет не хватать его самого, он довольно спокойно решил, что хочет со всем покончить. И как можно быстрее. Возможно, он даже ускорит конец.

Люк улыбнулся разбитыми губами.

– Твои татуировки – сплошное гребаное противоречие, Локи. – Его голос был глухой и какой-то чужой. Из разбитого носа в горло натекла кровь, и он выкашлял ее себе на грудь. Сел. Отплевался. Посмотрел на Локи и внезапно почувствовал к нему такую сильную и отчаянную ненависть, что когда она утихла, его разум прояснился.

Широкая ухмылка замерла на лице гиганта. Белое лицо болезненно застыло в притворном удивлении.

Люк продолжил:

– Ты презираешь христианство. Я прав? Твоя компания поджигает старые деревянные церкви. Потому что вы ненавидите Бога. У тебя на груди пентаграмма, еще одна на плече и перевернутый крест на животе. Кому-то еще нужны доказательства, что ты – лишь сраный дьяволопоклонник?

Локи рассмеялся, хлопнул себя по бедрам, потом отхлебнул из рога.

Люк не собирался молчать.

– Все это значит, что когда-то ты верил в дьявола. В Сатану, Локи. Но еще у тебя есть языческие татуировки. Руны и подобная хрень. Старые норвежские руны на костяшках пальцев, Локи. Я вижу еще молот Тора. Это дохристианский символ, из другого вероисповедания. Поэтому, я полагаю, вы с Фенрисом сейчас интересуетесь Одином. Да? А значит, вы больше не верите ни в христианского Бога, ни в дьявола. Поэтому разрушать те церкви было пустой тратой времени. Места, воздвигнутые силой веры многие века назад. Сомневаюсь, что ты меня понимаешь, Локи. Я видел их в Норвегии с моим другом Хатчем. Его убил зверь, которому вы поклоняетесь. Те церкви прекрасны. Это символы религии, более прочной, чем ваши увлечения и мода, дружище. Потому что сейчас вы увлекаетесь чем-то другим. Но то были места, дававшие простым людям утешение. Это культура вашей страны, ваша собственная история. Извини, что говорю, как твоя гребаная мама, Локи, но ты вандал. И мудак.

– Люк, послушай…

– Так во что же ты веришь? Какова твоя истинная позиция? Зачем я здесь? Я уже перестал понимать тебя. Мне больше не интересно выяснять, что движет дебилами вроде тебя. Не думаю, что у тебя есть какая-то позиция, Локи. Ни у кого из вас. Вы просто кучка запутавшихся мелких засранцев. Вы такие ущербные, что даже друг друга не понимаете. Поэтому давай, сделай это. Кончай со мной, ты, долговязый мудак.

Локи задрал к потолку свое крупное лицо и улыбнулся. Кивнул.