Проснулась я в темноте. Было так холодно. Огонь, который я зажгла раньше, погас до нескольких пылающих оранжевых угольков. В доме царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем старинных часов в холле. Дрожа, встала, чтобы пойти в свою спальню. Выскользнула из библиотеки и побежала по коридору к лестнице для прислуги в задней части дома. Я слишком боялась выглянуть в коридор, чтобы не увидеть леди Ханну, лежащую на полу, измученную и истекающую кровью. Повернула за угол и завизжала, увидев Эдварда, сидящего на нижней ступеньке, он держал в руках что-то похожее на нож, но было так темно, что я не могла быть уверена.

Мое сердце бешено заколотилось. Мне не хотелось оставаться с ним наедине. Пробормотав извинения, я взбежала на два лестничных пролета, добралась до туалета для прислуги и заперла дверь. Мое заплаканное лицо смотрело на меня из маленького зеркала над раковиной, а глаза казались огромными от горя и страха. Я плеснула холодной водой в лицо и побежала в свою спальню.

Раздевшись, я надела ночную рубашку, которую леди Ханна совсем недавно купила для меня, и легла в свою ледяную постель. Я лежала, дрожа, и ждала, когда согреюсь. Через несколько минут тихий стук в дверь заставил мое сердце замереть.

«Элис, это я, Эдвард, пожалуйста, можно мне войти?»

Я была в ужасе, но взволнована. Не знала, что мне делать. Если бы Гарольд или кухарка застали Эдварда в моей комнате, у меня возникли бы большие неприятности. Прежде чем я успела ответить, дверная ручка начала поворачиваться, и он прокрался внутрь.

«Элис, ты еще не спишь?»

Я едва смогла прошептать «да», но все же сказала, и он закрыл за собой дверь. Подошел к тому месту, где я лежала, и сел на кровать рядом со мной: меня тошнило от страха. Я не хотела, чтобы Эдвард сидел рядом со мной, но не могла отослать его. Он поднял руку и начал гладить меня по волосам, и я почувствовала, что дрожу. Он выпил, потому что я чувствовала кислый запах виски в его дыхании. Я вырвалась из его рук, и тогда он ударил меня по лицу. Прежде чем я успела что-то сделать, он оказался на мне, его губы прижались к моим губам, а тело крепко придавило мое. Мне так стыдно за то, что произошло потом, что я даже не могу это описать, но знаю, что все неправильно, и так болезненно, что я плакала от боли. Когда Эдвард закончил, он встал и вышел из комнаты, даже не оглянувшись, а я рыдала, пока не уснула.

1 ноября 1887 года

Я проснулась рано и долго лежала в ванне. Даже после того, как стало холодно, я оставалась там. Оставалась до тех пор, пока Милли не забарабанила в дверь, требуя её впустить. Мне было больно, и я не знала, что с собой делать. Я хотела рассказать кому-нибудь о том, что произошло, потому что не знала, правильно это или нет.

Когда я вернулась в свою комнату, Эдвард стоял у окна, он повернулся ко мне со слезами на глазах и сказал, что искренне сожалеет и надеется, что не причинил мне слишком много боли прошлой ночью. Он выглядел таким печальным и несчастным, что я ничего не могла с собой поделать и сказала ему, что мне больно, но все не так уж плохо. Он взял меня за руку и упал на колени, моля о прощении. Он держал меня за ноги, его голова прижималась к моим бедрам, и мне было так жаль его, что я погладила его по волосам и сказала, что прощаю его. Когда он наконец встал, то обнял меня и поцеловал. На этот раз это было так нежно, что я не смогла удержаться и поцеловала его в ответ.

5 ноября 1887 года

Сегодня были похороны Леди Ханны, и они были очень печальны, потому что напомнили мне о похоронах моей матери. Гарольд сказал, что мы можем присутствовать в знак уважения. На самом деле мне этого не хотелось, но выбора не было. Я предпочла бы остаться в доме, чтобы убедиться, что все готово для скорбящих гостей. Все слуги выстроились в задней части церкви, подальше от важных персон. Я все плакала и плакала. Эдвард стоял впереди, рядом с его светлостью, склонив голову. Я была зажата между кухаркой и Альфи в середине прохода, откуда мне был виден гроб и Эдвард.

Каждый раз, когда вижу его, у меня мурашки бегут по коже, и я до сих пор не знаю, что он заставляет меня чувствовать — ужас или страсть. Альфи ерзал на протяжении всей службы. Я была так расстроена, что он обнял меня за плечи, пытаясь хоть как-то утешить. Это был единственный раз, когда я увидела, как Эдвард поднял глаза от земли. Он повернулся и посмотрел на Альфи. Глаза Эдварда потемнели еще больше, и он выглядел таким сердитым, что мне стало жаль бедного Альфи. Я отстранилась, чтобы не навлечь на него неприятностей.

После похорон в дом пришло много скорбящих, и я провела остаток дня, бегая вокруг, подавая им напитки и еду. Кухарка сказала, что ничто так не возбуждает аппетит, как похороны, и оказалась права. Пришедшие на поминки, буквально заполонили дом его светлость, выпивая и съедая все что подавалось. К тому времени, как ушел последний, я была совершенно измотана. Мои бедные ноги болели, а глаза щипало от слез и огромных облаков сигарного дыма, которые превратили дом в дымку.

Его светлость был в гостиной и очень пьян. Я смотрела, как Эдвард и Гарольд тащат его в комнату. Он привык спать в одной из гостевых комнат. Он сказал Гарольду, что больше не может находиться в комнате, где умерла его любимая жена, потому что она забрала его душу, когда ушла, и теперь он всего лишь пустая оболочка.