— Спасибо, Уилл. Ты хочешь сказать, что я единственная женщина, с которой у тебя никогда не было секса. Ты же знаешь, что нет нужды все время лгать, все в порядке. Я понимаю, что не в твоем вкусе, и ты не должен продолжать обращаться со мной, как с девицей в беде. Я не собираюсь психовать или съеживаться и умирать. Ты мне ничего не должен, и нянька мне не нужна, я сама могу о себе позаботиться.

Уилл взял её за локоть и повернул лицом к себе. Энни чувствовала себя глупо после этой маленькой истерики, но чувствовала необходимость высказаться. Она не понимала, чем его так привлекает. Он придвинулся ближе и наклонил голову к ней, его губы коснулись её мягкого розового рта. Энни попыталась вырваться, но не смогла — не хотела. Её внутренности словно горели. Руки сами потянулись к нему, и она вздохнула, когда Уилл подхватил её на руки, отнес на диван и уложил. Он замолчал, не зная, продолжать ли, но она протянула руки, обвила их вокруг его шеи и притянула к себе.

Бросив случайный взгляд на окно, она закричала. К стеклу было прижато лицо мужчины. Уилл вскочил и подбежал к кухонной двери, чтобы посмотреть, кто там: вокруг никого не было. На самом деле он не видел никого, но бледная Энни появилась позади него, вся краска сошла с её лица. Она не могла поклясться, но ей показалось, что мужчина ужасно похож на Майка. Но этого не могло быть, потому что ему запретили появляться в Барроу.

1 октября 1888 года

Я была так занята этим утром, разбирая свои вещи, что не присела до полудня, чтобы выпить чаю и почитать газету. Я взяла «Таймс», и заголовок привел меня в отчаяние. В Ист-Энде Лондона произошло не одно, а еще два убийства. И Элизабет Страйд, и Кэтрин Эддоус были найдены с перерезанным горлом и другими чудовищными зверствами, совершенными против них. В газете говорилось, что тело первой жертвы оставалось еще теплым, когда его обнаружили, и что убийцу, совершившего это ужасное деяние, должно быть спугнули. Я почувствовала, как мое сердце пропустило удар, когда прочитала следующую строчку про найденный на этот раз красный носовой платок, лежащий поперек горла жертвы. Эдвард всегда настаивает на новых носовых платках, и я уложила в его чемодан несколько новеньких красных, купленных в галантерейном магазине, который открылся в городе. Я пришла в ужас, но продолжала читать. Поскольку убийцу потревожили, это привело к смерти еще одной несчастной женщины. Она была изуродована не так сильно, как предыдущая жертва.

Я напомнила себе, что Эдвард не единственный человек в Англии, у которого есть красные носовые платки, и он сам говорил мне, что Лондон — очень большой город. Я должна благодарить свою счастливую звезду за то, что рядом со мной только Эдвард, а не какой-то сумасшедший убийца. Хотя, это и эгоистично, должна признать, что он достаточно отвратителен. У меня до сих пор остались синяки и отметины от его последнего визита домой. Я считаю дни, до того, как Альфи придет и меня спасет — мой собственный рыцарь в сияющих доспехах, — и тогда мы сможем начать жизнь, наполненную любовью и смехом, вместо дней, наполненных страхом и ненавистью.

Я не могу представить себе ничего такого, что эти женщины могли бы сделать, чтобы заслужить подобную ужасную участь. Как грустно и одиноко жить настолько безрадостной жизнью, а потом умереть таким образом. Я не понимаю почему, но чувствую, что у меня есть связь с этими женщинами. Может быть, потому, что я слишком хорошо знаю тяготы жизни рабочего класса. Я чувствую, как будто есть что-то, что от меня ускользает. Завтра пойду в церковь и зажгу свечи за каждую из этих четырех женщин, и пока буду там, буду молиться за их души, и свою тоже.

10 ноября 1888 года

«Таймс» снова полна историй о еще одном ужасном убийстве несчастной женщины: бедной Мэри Джейн Келли.

Эдвард так и не вернулся домой в эти выходные, как обещал, когда, наконец, позвонил мне на прошлой неделе, и я была благодарна ему за это. Я старалась говорить вежливо, потому что не хотела вызвать у него подозрения, что собираюсь уехать. Он снова позвонил в обеденный перерыв, и я спросила его, что он думает об убийствах, и он начал яростно высказываться о человеке по имени Джордж Ласк, который создал комитет бдительности и о котором писали в каждой газете. Эдвард сказал, что этому человеку больше нечем заняться, и он, вероятно, пытался скрыть тот факт, что в действительности это он ответственен за эти убийства. Все это было так странно, но я слушала его и просто соглашалась, когда думала, что он этого ждет.

Закончив возмущаться по поводу мистера Ласка, он сообщил мне, что я разрушаю его жизнь и что я всего лишь избалованная служанка, и он жалеет, что не оставил меня гнить в подвале, когда у него была такая возможность. Мои руки дрожали, когда я положила трубку обратно на рычаг. Почему он ведет себя как сумасшедший? Ему становится все хуже, и я так рада, что он не вернулся домой. Я решила, что если никогда больше не увижу этого человека, то это меня нисколько не расстроит.