Я вернулась к фотографиям женщин. Больше всего меня привлекла Полли Николс. Приглядевшись, я замечаю между нами легкое сходство. Разве я бы выглядела по-другому, если бы у меня не было роскоши красивой одежды и горничной, которая каждый день укладывает мне волосы? Если бы я носила форму горничной, думаю, что была бы поразительно на неё похожа. Неужели Эдвард действительно ненавидит меня с такой страстью, что готов пойти и лишить жизни другую женщину, потому что она напоминает ему его жену? Боюсь, что ответ будет «да», и если это окажется правдой, то из-за меня этих женщин постигла самая ужасная участь, какую только можно себе представить.

Больше не могла смотреть на эти фотографии, мои руки так сильно дрожали. Я вышла в холл, чтобы позвонить в полицию, и сняла трубку, но тут же положила её обратно. А что, если это все мое буйное воображение? Эдварда арестуют, публично унизят, а потом повесят, и я не смогу жить, если это окажется неправдой, как бы сильно я его ни ненавидела. Мне стало так плохо, что пришлось пойти и немного полежать, чтобы собраться с мыслями: голова шла кругом. Я поднялась по лестнице для прислуги в свою комнату на чердаке. Не хотела возвращаться в спальню, которую делила с ним. Я взяла вырезки с собой на случай, если кто-нибудь из прислуги найдет их, и, оказавшись внутри, я толкнула стул к ручке, как раньше, и плакала, пока не заснула.

11 ноября 1888 года

Во сне меня преследовал на темных мощеных улицах Лондона человек в черном плаще и шляпе охотника на оленей. В руке он держал длинный тонкий нож, с которого капала кровь. Где-то вдалеке зазвонил телефон, и я понимала, что должна ответить, если это Эдвард, но не могла очнуться от кошмара. Вместо этого я бежала босиком так быстро, как только могла. Мой преследователь был намного быстрее, и разрыв между нами сокращался. Я чувствовала, как жар его глаз прожигает до самых глубин моей души. Споткнувшись, упала на землю, где обнаружила, что запуталась в гниющем трупе Мэри Келли. Мои руки чувствовали тепло, и когда я поднесла их к лицу, они оказались ярко-красными от её крови.

Должно быть, я закричала так громко, что проснулась. Я моргнула, чувствуя себя дезориентированной: был день. Зимнее солнце светило в мое крошечное окошко, и я лежала вся в поту. Чувствовала себя измученной, как будто действительно бежала по улицам Лондона, спасая свою жизнь. Я встала с кровати и уставилась на свое растрепанное отражение в треснувшем зеркале над умывальником. Мои длинные темные волосы спутались и прилипли к лицу, щеки раскраснелись, а круги под глазами потемнели. Умывшись, я оделась и спустилась вниз, в тихий и пустой дом. Ни кухарки, ни Гарольда, никого-либо еще нигде не было видно. Я вспомнила, что Эдвард дал им выходной. В минуту редкой доброты он предложил заплатить за то, чтобы они все поехали на пароходе в Блэкпул на целый день. Вспомнила, как обрадовалась кухарка, и как я смеялась, когда она говорила, как добр хозяин — если бы только они знали правду.

Сегодня идеальный день, чтобы спуститься в подвал и найти доказательства, что Эдвард и есть этот страшный «Джек». У меня сводило живот при одной мысли о подвале, но выбора нет. Мне нужно посмотреть, что он там делает часами. Я порылась в кладовке в поисках свечи и спичек. Потом подошла к двери в подвал и встала перед ней. Дрожащими руками потянулась к двери, которая оказалась шершавой под моими пальцами. Я уже давно не спускалась туда, но, подумав об этих несчастных женщинах, поняла, что не могу отступить. Отодвинула засов и потянула дверь, но она не открылась, она была заперта. Расстроенная, сообразила, что ключ у Эдварда с собой: искать бессмысленно, и я не знала, есть ли запасной. Единственный способ проникнуть внутрь — через одно из маленьких окошек в задней части дома. Мне придется сломать одно и починить его до того, как муж вернется домой.