Энни надеялась, что Уилл все еще в постели и она сможет забраться к нему и показать, как ей жаль. Она побежала по усыпанной гравием дорожке и вытащила из кармана ключ. Дверь оказалась не заперта, что совсем не похоже на Уилла. Его короной фразой было: «Запри дверь в дом или потеряешь его» — девиз полиции по борьбе со взломом. Она толкнула дверь и шагнула внутрь.

В воздухе стоял запах несвежего пива, и взгляд Энни упал на стол, на их с Уиллом фотографию, лежавшую лицом вниз. Она не чувствовала ничего подобного с тех пор, как ушла от Майка, и знала, что что-то не так. Назовите это женской интуицией или инстинктом полицейского. Из гостиной донесся громкий храп, и Энни заставила себя пойти в ту сторону.

Она не была уверена, что именно ожидала увидеть, но определенно не Уилла, спящего рядом с практически обнаженной Лорой, которая положила руку ему на грудь и обхватила ногами. Боль, пронзившая сердце Энни, заставила ее громко ахнуть.

В глубине души она больше всего боялась, что все закончится именно так. Ей удалось забыть о его репутации бабника, потому что Уилл изменился с тех пор, как в нее влюбился.

Слезы навернулись на глаза, и как бы ни хотелось схватить худенькую белокурую Лору за волосы, стащить ее с дивана и выставить голой на улицу, она не могла этого сделать. Уилл прошептал что-то на ухо Лоре, и Энни повернулась, чтобы выбежать из дома и навсегда исчезнуть из его жизни, но споткнулась о валяющиеся ботинки и ударилась о стену. Глаза Уилла распахнулись, и он растерянно посмотрел в ее сторону. Энни смотрела на него, собираясь с мыслями, затем развернулась и вышла, хлопнув дверью.

Уилл почувствовал тепло тела рядом с собой и был потрясен, увидев Лору. — Твою мать, Лора, что ты тут делаешь?

Он оттолкнул ее, и Лора скатилась с дивана на мягкий ковер. Уилл с трудом поднялся, голова кружилась. Его желудок сжался, а рот наполнился желчью. Тем не менее он побежал к входной двери, заметив рамку с фотографией, которую опрокинул прошлой ночью и был слишком пьян, чтобы потрудиться ее поднять.

Громкого визга, когда машина Энни умчалась, было достаточно, чтобы его вырвало прямо на пол. Перестав блевать, он распахнул дверь, чтобы убедиться, что это была машина Энни, и что она не сидит снаружи. Она давно уехала, а он стоял на крыльце и мысленно умолял ее вернуться. Он повернулся, чтобы войти внутрь, и заметил, что его пожилая соседка наблюдает за ним. Уилл вспомнил, что на нем почти нет одежды. — Извините, миссис Джонс. — Он вернулся в дом и закрыл за собой дверь. В прихожей стояла, уже одетая, Лора.

— Мне пора, ты не мог бы вызвать мне такси? У меня телефон сдох.

Он указал на телефон рядом с перевернутой фотографией. — Позвони сама. О чем ты думала, о чем я думал? — Он не мог заставить себя ответить на свой же вопрос.

— Не знаю, не помню. — Покачала она головой.

— Вызови такси и подожди снаружи, можешь закрыть за собой дверь. — Он пошел на кухню, чтобы выпить воды и четыре таблетки парацетамола. Похмелье в его возрасте уже не так весело, и он только что по-королевски испортил свою жизнь. Ему хотелось плакать, но вместо этого он взял рулон бумажных полотенец, чтобы вытереть рвоту. Немного прибравшись, он пошел наверх спать. Набрал номер Энни, но тот сразу перешел на голосовую почту.

Не в силах больше ничего сделать, Уилл закрыл глаза и погрузился в глубокий сон, в котором он не разбивал сердце любимой женщины и не разрушил всю свою жизнь.

У отца Джона впереди был трудный день: ему предстояло отслужить пару похорон и крестины. Кроме того, он должен навестить больного прихожанина, которому нужно поговорить с ним о чем-то, что он не хотел обсуждать ни с кем другим. Но первым делом он побрел на кухню в пижаме с Губкой Бобом и пушистых тапочках. Ему нужен кофе. Не просто ложка из банки с растворимым кофе, а настоящий.

Он редко тратил деньги на себя, но единственное, в чем он в конце концов не смог отказать себе, стала кофе-машина, которая вполне могла бы стоять в местных кофейнях «Коста». На самом деле о капучино отца Джона ходили легенды. Если бы его сделали святым, то он стал бы отцом Джоном – Покровителем любителей кофе.

Он готовил кофе для представительниц женского комитета, которые собирались раз в неделю за большим кухонным столом с тарелкой домашнего печенья, после чего грациозно кланялся и оставлял их наедине. Впервые в истории у них был список желающих присоединиться к комитету, и он знал, что это потому, что за напитки отвечал он.

Перемолов зерна, он принялся варить кофе, сунув в тостер два ломтика хлеба из муки грубого помола. Как только позавтракает и прочтет ежедневную газету, он примет душ, наденет свой греховный костюм, как он ласково называл свою сутану, и приступит к работе.