Кирилл прислонился к стене и настроился ждать. Первая исповедь, ты гляди. Ему бы и полдня не хватило. Но заскучать никто не успел: на край сцены вышел Костик, простер руки над толпой и снова запел.

Что было на этот раз, Кирилл опознать не смог. В музыкалку он не ходил и пением не интересовался, но явно что-то из разряда «откуда в этом сарае». На этот раз вроде бы не латынь, а греческий, протяжно, плавно, и так нежно, словно им всем тут обещали личное облако после смерти, да еще по пирожку от самой Богородицы. Кирилл снова наблюдал, как лица слушающих разглаживаются, в глазах появляется мечтательно-умиротворенное выражение. Он и себя-то поймал на том, что улыбается и начинает любить всех вокруг.

Дверь открылась как раз когда Костик замолчал. Старец не появился, но вышел смущенный Александр. Его тут же окружили с поздравлениями, заобнимали и увлекли в трапезную.

Кирилл проводил толпу глазами, отвернулся и наткнулся на задумчивый взгляд так и стоящего на сцене Костика. Тот улыбнулся, неприятно и как-то сыто, и Кирилл не выдержал:

— И зачем?

Костик пожал плечами и спустился со сцены.

— Он счастлив.

— Ты уверен?

Костик повел подбородком: в открытые двери виден был сидящий во главе стола Александр. Он сиял непривычной улыбкой, смеялся, с кем-то весело спорил, и выглядел действительно счастливым. Кирилл даже на мгновение позавидовал. Захотелось так же сидеть и трепаться с друзьями.

Костик за плечом понимающе хмыкнул.

— И прииде жених, и готовые внидоша с ним на браки, и двери затворились. Идем?

Кирилл еще раз оглядел пирующих и пошел к лестнице.

За спиной прошелестело:

— И изыдут праведники в свет, а грешники в тьму кромешную.

Свет, бьющий из двери, прорисовывал силуэт четкой острой гранью, не видно было ни лица, ни рук — только абрис, темный, почти черный, а нимб воображение дорисовало. Кирилл тряхнул головой и отошел подальше. Костик постоял еще пару секунд, шагнул назад и двери закрылись.

Кирилл сразу пожалел, что сбежал, все-таки его задачей было слушать и спрашивать, а в веселой толпе это делать даже удобнее. Но не было сил изображать веселье. Вроде Александр ему никто, а такое чувство, что бросил раненого.

Чтобы успокоить совесть, Кирилл решил поговорить с Наташей. Ее трудно было застать одну, всегда или со старцем, или у себя в комнате с Васей. Кириллу нужны были обе, но желательно поодиночке.

— Можно?

Наташа сняла очки и отложила книгу. Кирилл незаметно оглядел комнатку. Побольше и поуютнее, чем у старца; две кровати, кроме тумбочек — шкаф, столик, а на нем — электрический чайник.

— Я не помешал?

— Нет, проходите, Кирилл.

У себя она сидела в спортивном костюме, и Кирилл постарался не пялиться. У гражданки Биевской Н. А., сорока пяти лет, фигура была покруче, чем у многих двадцатилетних.

— Что-то случилось?

Видимо, привыкла, что все к ней бегут за помощью.

— Голова болит. И сплю плохо, — пожаловался Кирилл.

— Температуры нет?

Она потрогала лоб и достала из тумбочки тонометр.

— Сегодня магнитные бури. У вас какое давление обычно?

— Да вроде нормальное.

— Пили давно?

— Давно.

Кирилл отвечал на вопросы и прикидывал, как бы начать задавать свои, и тут Наташа ему помогла.

— У вас немного пониженное давление. Проверить бы кровь… Давайте попьем чаю? У меня есть шоколадка, вам не повредит.

Может быть, ей самой скучно сидеть тут с книжкой и хочется поговорить, а может не у одного Кирилла поручение присмотреться. В конце концов она старцево доверенное лицо.

— Вы не на празднике, — закинул удочку Кирилл.

— И вы тоже.

— У меня голова.

— Ничего, если не пройдет, найдем вам таблетки. — Она развернула шоколадку и теперь ломала на ровные аккуратные кусочки. — Я устаю в шумных компаниях. Да и лучше быть недалеко, если вдруг понадоблюсь Господу.

— А чем он болеет? То есть, я хотел спросить, это опасно?

— При спокойном образе жизни — не очень. Но где мы, а где спокойствие.

— Не слушается? — посочувствовал Кирилл.

— Как все мужчины. Пока копье не мешает спать… Берите шоколадку, советую, как врач.

Шоколадка была вкусной. Наташа не настаивала на разговоре, и молчать с ней было неожиданно уютно, но нужно было говорить.

— Ребята на службе, когда узнали, куда я еду, всякими байками стращали. Что тут людей убивают. Уже несколько трупов. Это правда?

— Я видела только один. И умер он от остановки сердца. Я даже пыталась реанимировать, но было поздно. И вокруг не валялись кровавые топоры, я бы заметила.

— А этот умерший был из ва… наших? Он же тут жил?

— Он тут ночевал. Две ночи. Приехал откуда-то издалека. Кажется, знакомый Веры… Сергеевны.