– Правильно, – сказал Готтфрид. – Моя фройляйн мамаша говорила всегда: кто зол, тот проживет долго. Мораль – это выдумка человечества, но не вывод из жизненного опыта.

Он дал астрологу деньги, и мы пошли дальше. Улица была пуста. Черная кошка перебежала нам дорогу. Ленц показал на нее рукой:

– Теперь, собственно, полагается поворачивать обратно.

– Ничего, – сказал я. – Раньше мы видели белую. Одна нейтрализует другую.

Мы продолжали идти. Несколько человек шли нам навстречу по другой стороне. Это были четыре молодых парня. Один из них был в новых кожаных крагах светло-желтого оттенка, остальные в сапогах военного образца. Они остановились и уставились на нас. – Вот он! – вдруг крикнул парень в крагах и побежал через улицу к нам. Раздались два выстрела, парень отскочил в сторону, и вся четверка пустилась со всех ног наутек. Я увидел, как Кестер рванулся было за ними, но тут же как-то странно повернулся, издал дикий, сдавленный крик и, выбросив вперед руки, пытался подхватить Ленца, тяжело грохнувшегося на брусчатку.

На секунду мне показалось, что Ленц просто упал; потом я увидел кровь. Кестер распахнул пиджак Ленца и разодрал на нем рубашку.

Кровь хлестала сильной струей. Я прижал носовой платок к ране.

– Побудь здесь, я пригоню машину, – бросил Кестер и побежал.

– Готтфрид, ты слышишь меня? – сказал я.

Его лицо посерело. Глаза были полузакрыты. Веки не шевелились. Поддерживая одной рукой его голову, другой я крепко прижимал платок к ране. Я стоял возле него на коленях, стараясь уловить хоть вздох или хрип; но не слышал ничего, вокруг была полная тишина, бесконечная улица, бесконечные ряды домов, бесконечная ночь, – я слышал только, как на камни лилась кровь, и знал, что с ним такое не раз уже могло случиться, но теперь я не верил, что это правда.

Кестер примчался на полном газу. Он откинул спинку левого сидения. Мы осторожно подняли Готтфрида и уложили его. Я вскочил в машину, и Кестер пустился во весь опор к ближайшему пункту скорой помощи. Здесь он осторожно затормозил:

– Посмотри, есть ли там врач. Иначе придется ехать дальше.

Я вбежал в помещение. Меня встретил санитар.

– Есть у вас врач?

– Да. Вы привезли кого-нибудь?

– Да. Пойдемте со мной! Возьмите носилки. Мы положили Готтфрида на носилки и внесли его. Врач с закатанными рукавами уже ждал нас. Мы поставили носилки на стол. Врач опустил лампу, приблизив ее к ране:

– Что это?

– Огнестрельное ранение.

Он взял комок ваты, вытер кровь, пощупал пульс, выслушал сердце и выпрямился: – Ничего нельзя сделать.

Кестер не сводил с него глаз:

– Но ведь пуля прошла совсем сбоку. Ведь это не может быть опасно!

– Тут две пули! – сказал врач.

Он снова вытер кровь. Мы наклонились, и ниже раны, из которой сильно шла кровь, увидели другую – маленькое темное отверстие около сердца.

– Он, видимо, умер почти мгновенно, – сказал врач. Кестер выпрямился. Он посмотрел на Готтфрида. Врач затампонировал раны и заклеил их полосками пластыря.

– Хотите умыться? – спросил он меня.

– Нет, – сказал я.

Теперь лицо Готтфрида пожелтело и запало. Рот чуть искривился, глаза были полузакрыты, – один чуть плотнее другого. Он смотрел на нас. Он непрерывно смотрел на нас.

– Как это случилось? – спросил врач.

Никто не ответил. Готтфрид смотрел на нас. Он неотрывно смотрел на нас.

– Его можно оставить здесь, – сказал врач.

Кестер пошевелился.

– Нет, – возразил он. – Мы его заберем!

– Нельзя, – сказал врач. – Мы должны позвонить в полицию. И в уголовный розыск. Надо сразу же предпринять все, чтобы найти преступника.

– Преступника? – Кестер посмотрел на врача непопимающим взглядом. Потом он сказал: – Хорошо, я поеду за полицией.

– Можете позвонить. Тогда они прибудут скорее.

Кестер медленно покачал головой:

– Нет. Я поеду.

Он вышел, и я услышал, как заработал мотор «Карла». Врач подвинул мне стул:

– Не хотите пока посидеть?

– Благодарю, – сказал я и не сел. Яркий свет все еще падал на окровавленную грудь Готтфрида. Врач подпял лампу повыше.

– Как это случилось? – спросил он снова.

– Не знаю. Видимо, его приняли за другого.

– Он был на фронте? – спросил врач.

Я кивнул. – Видно по шрамам, – сказал он. – И по простреленной руке. Он был несколько раз ранен.

– Да. Четыре раза.

– Какая подлость, – сказал санитар. – Вшивые молокососы. Тогда они еще небось в пеленках лежали.

Я ничего не ответил. Готтфрид смотрел на меня. Смотрел, не отрывая глаз.

* * *

Кестера долго не было. Он вернулся один. Врач отложил газету, которую читал.

– Приехали представители полиции? – спросил он.

Кестер молчал. Он не слышал слов врача.

– Полиция здесь? – спросил врач еще раз.

– Да, – проговорил Кестер. – Полиция. Надо позвонить, пусть приезжают.