– Беги прочь, – сказала Душа, – все ближе надвигается море. Если ты будешь медлить, оно погубит тебя. Беги, ибо я охвачена страхом. Ведь сердце твое для меня недоступно, так как слишком велика твоя любовь. Беги в безопасное место. Не захочешь же ты, чтобы, лишенная сердца, я перешла в иной мир.

Но Рыбак все взывал к маленькой Морской Деве.

– Любовь, – говорил он, – лучше мудрости, ценнее богатства и прекраснее, чем ноги у дочерей человеческих. Огнями не сжечь ее, водами не погасить. Я звал тебя на рассвете, но ты не пришла на мой зов. Луна слышала имя твое, но ты не внимала мне. На горе я покинул тебя, на погибель свою я ушел от тебя. Но всегда любовь к тебе пребывала во мне, и была она так несокрушимо могуча, что все было над нею бессильно, хотя я видел и злое, и доброе. И ныне, когда ты мертва, я тоже умру с тобою.

Душа умоляла его отойти, но он не пожелал и остался, ибо так велика была его любовь. Море надвинулось ближе, стараясь покрыть его волнами. А когда он увидел, что близок конец, он поцеловал безумными губами холодные губы Морской Девы, и сердце у него разорвалось. От полноты любви разорвалось его сердце, и Душа нашла туда вход, и вошла в него, и стала с ним, как и прежде, едина. И море своими волнами покрыло его.

* * *

А наутро вышел Священник, чтобы осенить своею молитвою море, ибо оно сильно волновалось. И пришли с ним монахи, и клир, и прислужники со свечами, и те, что кадят кадильницами, и большая толпа молящихся.

И когда Священник приблизился к берегу, он увидел, что утонувший Рыбак лежит на волне прибоя, и в его крепких объятиях тело маленькой Морской Девы, и Священник отступил, и нахмурился, и, осенив себя крестным знамением, громко возопил:

– Я не пошлю благословения морю и тому, что находится в нем. Проклятие обитателям моря и тем, которые водятся с ними! А этот, лежащий здесь со своей возлюбленной, отрекшийся ради любви от Господа и убитый правым Господним судом, – возьмите тело его и тело его возлюбленной и схороните их на Погосте Отверженных, в самом углу, и не ставьте знака над ними, дабы никто не знал о месте их упокоения. Ибо прокляты они были в жизни, прокляты будут и в смерти.

И люди сделали, как им было велено, и на Погосте Отверженных, в самом углу, где растут только горькие травы, они вырыли глубокую могилу и положили в нее мертвые тела.

И прошло три года, и в день праздничный Священник пришел во храм, чтобы показать народу раны Господни и сказать ему проповедь о гневе Господнем. И когда он облачился в свое облачение, и вошел в алтарь, и пал ниц, он увидел, что престол весь усыпан цветами, дотоле никем не виданными. Странными они были для взора, чудесна была их красота, и красота эта смутила Священника, и сладостен был их аромат. И безотчетная радость охватила его.

Он открыл ковчег, в котором была дарохранительница, покадил перед нею ладаном, показал молящимся прекрасную облатку и покрыл ее священным покровом, и обратился к народу, желая сказать ему проповедь о гневе Господнем. Но красота этих белых цветов волновала его, и сладостен был их аромат для него, и другое слово пришло на уста к нему, и заговорил он не о гневе Господнем, но о боге, чье имя – Любовь. И почему была его речь такова, он не знал.

Когда же он окончил свое слово, все в храме зарыдали, и пошел Священник в ризницу, и глаза его были полны слез. И дьяконы вошли в ризницу, и стали разоблачать его, и сняли с него стихарь, и пояс, и орарь, и епитрахиль. И он стоял как во сне.

Наконец он спросил:

– Что это за цветы на престоле и откуда они?

Отвечали ему:

– Что это за цветы, мы не можем сказать, но они с Погоста Отверженных.

Задрожал Священник, и вернулся в свой дом молиться. А утром, на самой заре, вышел он с монахами, и клиром, и прислужниками, несущими свечи, и с теми, которые кадят кадильницами, и с большой толпой молящихся, и пошел он к берегу моря, и благословил он море и дикую тварь, которая водится в нем. И фавнов благословил он, и гномов, которые пляшут в лесах, и тех, у которых сверкают глаза, когда они глядят из-за листьев. Всем созданиям Божьего мира дал он свое благословение – народ дивился и радовался. Но никогда уже не зацветают цветы на Погосте Отверженных, и по-прежнему Погост остается нагим и бесплодным.

А обитатели моря уже никогда не заплывают в залив, как бывало, горюя, они удалились в другие области моря.

Стояла зима. Была лютая стужа…

Большой сосновый лес застыл; снег окутал его толстым покровом и повис затейливыми клочьями на ветвях деревьев. Ледяной Царь приказал Горному Потоку остановиться, и тот, вися в воздухе, стал неподвижен.

Птицы и звери зябли и не знали, как укрыться от холода.

– Что за нестерпимая погода… Уф! – говорил Волк, поднимая хвост и крадучись между кустарниками.

– Куит! Куит! Куит! – жалобно стонала зеленая Коноплянка. – Земля замерла: на нее надели белый саван…

– Земля надела венчальный убор, должно быть, она выходит замуж… – говорили друг другу нежные Горлицы, не зная, куда девать закоченевшие от холода розовые лапки.

– Если вы будете говорить глупости, я вас съем, – сказал им сердито Волк.