ДЖЕК. Нет. Он, кажется, завещал, чтобы его похоронили в Париже.

ЧЕЗЮБЛ. В Париже! (Покачивает головой.) Да! Значит, он до самого конца не проявил достаточной серьезности. Вам, конечно, желательно, чтобы я упомянул об этой семейной драме в моей воскресной проповеди.

Джек горячо пожимает ему руку.

Моя проповедь о манне небесной в пустыне пригодна для любого события, радостного или, как в данном случае, печального. (Все вздыхают.) Я произносил ее на празднике урожая, при крещении, конфирмации, в дни скорби и в дни ликования. В последний раз я произнес ее в соборе на молебствии в пользу Общества предотвращения недовольства среди высших классов. Присутствовавший при этом епископ был поражен злободневностью некоторых моих аналогий.

ДЖЕК. А кстати! Вы, кажется, упомянули крещение, доктор Чезюбл. Вы, конечно, умеете крестить?

Доктор Чезюбл смотрит с недоумением.

Я хочу сказать, вам приходится часто крестить?

МИСС ПРИЗМ. К сожалению, в нашем приходе это одна из главных обязанностей пастора. Я часто говорила по этому поводу с беднейшими из прихожан. Но они, как видно, понятия не имеют об экономии.

ЧЕЗЮБЛ. Смею спросить, мистер Вординг, вы заинтересованы в судьбе какого-то определенного ребенка? Ведь насколько мне известно, брат ваш был холост?

ДЖЕК. Да.

МИСС ПРИЗМ (с горечью). Таковы обычно все живущие исключительно ради собственного удовольствия.

ДЖЕК. Дело касается не ребенка, дорогой доктор. Хотя я и очень люблю детей. Нет! В данном случае я сам хотел бы подвергнуться обряду крещения, и не позднее чем сегодня – конечно, если вы свободны.

ЧЕЗЮБЛ. Но, мистер Вординг, ведь вас уже крестили.

ДЖЕК. Не помню.

ЧЕЗЮБЛ. Значит, у вас на этот счет имеются сомнения?

ДЖЕК. Если нет, так будут. Но, конечно, я не хотел бы затруднять вас. Может быть, мне уже поздно креститься?

ЧЕЗЮБЛ. Нисколько. Окропление и даже погружение взрослых предусмотрено каноническими правилами.

ДЖЕК. Погружение?

ЧЕЗЮБЛ. Не беспокойтесь. Окропления будет достаточно – оно даже предпочтительнее. Погода у нас такая ненадежная. И в котором часу вы предполагаете совершить обряд?

ДЖЕК. Я мог бы заглянуть часов около пяти, если вам удобно.

ЧЕЗЮБЛ. Вполне. Вполне! Как раз около этого часа я собираюсь совершить еще два крещения. Это двойня, недавно родившаяся у одного из ваших арендаторов. У Дженкинса, того, знаете, возчика и весьма работящего человека.

ДЖЕК. Мне совсем не улыбается креститься заодно с другими младенцами. Это было бы ребячество. Не лучше ли тогда в половине шестого?

ЧЕЗЮБЛ. Чудесно! Чудесно! (Вынимая часы.) А теперь, мистер Вординг, позвольте мне покинуть сию обитель скорби. Я от всей души посоветовал бы вам не сгибаться под бременем горя: то, что представляется нам тяжкими испытаниями, иногда на самом деле – скрытое благо.

МИСС ПРИЗМ. Мне оно кажется очень даже явным благом.

Из дома выходит Сесили.

СЕСИЛИ. Дядя Джек! Как хорошо, что вы вернулись. Но что за ужасный костюм? Скорее идите переоденьтесь!

МИСС ПРИЗМ. Сесили!

ЧЕЗЮБЛ. Дитя мое! Дитя мое!

Сесили подходит к Джеку, он с грустью целует ее в лоб.

СЕСИЛИ. В чем дело, дядя? Улыбнитесь. У вас такой вид, словно зубы болят, а у меня для вас есть сюрприз. Кто, как вы думаете, сейчас у нас в столовой? Ваш брат!

ДЖЕК. Кто?

СЕСИЛИ. Ваш брат, Эрнест. Он приехал за полчаса до вас.

ДЖЕК. Что за чушь! У меня нет никакого брата.

СЕСИЛИ. О, не надо так говорить! Как бы дурно он ни вел себя в прошлом, он все-таки ваш брат. Зачем вы так суровы? Не надо отрекаться от него. Я сейчас позову его сюда. И вы пожмете ему руку, не правда ли, дядя Джек? (Бежит в дом.)

ЧЕЗЮБЛ. Какое радостное известие!

МИСС ПРИЗМ. Теперь, когда мы уже примирились с утратой, его возвращение вызывает особую тревогу.

ДЖЕК. Мой брат в столовой? Ничего не понимаю. Какая-то нелепость.

Входит Алджернон за руку с Сесили. Они медленно идут к Джеку.

Силы небесные! (Делает знак Алджернону, чтобы тот ушел.)

АЛДЖЕРНОН. Дорогой брат, я приехал из Лондона, чтобы сказать тебе, что я очень сожалею о всех причиненных тебе огорчениях и что я намерен в будущем жить совсем по-иному.

Джек бросает на него грозный взгляд и не берет протянутой руки.

СЕСИЛИ. Дядя Джек, неужели вы оттолкнете руку вашего брата?

ДЖЕК. Ничто не заставит меня пожать ему руку. Его приезд сюда – просто безобразие. Он знает сам, почему.

СЕСИЛИ. Дядя Джек, будьте снисходительны. В каждом есть крупица добра. Эрнест сейчас рассказывал мне о своем бедном больном друге Бенбери, которого он часто навещает. И конечно, есть доброе чувство в том, кто отказывается от всех удовольствий Лондона для того, чтобы сидеть у одра больного.

ДЖЕК. Как! Он тебе рассказывал о Бенбери?

СЕСИЛИ. Да, он рассказал мне о бедном Бенбери и его ужасной болезни.