– Да-да, Лариса, я полностью разделяю ваше мнение по поводу моего поступка, – верно интерпретировал выражение моего лица Джонатан. – И вы представить себе не можете, как часто за прошедшие годы я жалел, что выпалил ей тогда все это в порыве чувств. Возможно, крохотным оправданием послужит то, что именно Этан подсказал мне, как надо надавить на мать. К тому же я был совершенно уверен в том, что поступаю лишь во благо ей. Просто не понимал, почему она так упорствует. Коррекция дара – это же так легко и безопасно.

Последнюю фразу мужчина выплюнул с нескрываемым презрением и отвращением. Некоторое время молчал, закрыв глаза и тяжело дыша.

Помалкивала и я.

Если честно, я чувствовала себя немного… неловко. Мягко говоря. Как-то не привыкла я к тому, чтобы абсолютно незнакомый человек так внезапно вываливал на меня всю историю своей жизни. Но прервать Джонатана казалось мне в высшей степени невежливым.

Интересно, а мое отсутствие уже заметили? И если да – то начали ли искать?

– Лариса, я почти завершил, – с легкой ноткой обиды проговорил Джонатан, вновь каким-то чудом угадав мои мысли. – И не переживайте. Тут вас никто не найдет. Даже если Этан воспользуется поисковыми чарами, то потерпит неудачу. Джестер позаботился об этом.

– Извините, но я все-таки не совсем понимаю, как ваша в высшей степени печальная история относится ко мне, – осторожно произнесла я, аккуратно подбирая слова.

– Не просто печальная, но в первую очередь поучительная. – Джонатан грустно усмехнулся. – Вы сказали, что с радостью бы согласились на коррекцию дара, потому как это разрешило бы все ваши проблемы. Так вот, Лариса. Сделав это, вы обрекли бы себя на долгое мучительное угасание и в конечном итоге предпочли бы самостоятельно свести счеты с жизни. Потому как именно так и поступила моя мать. В конечном итоге она согласилась на эту процедуру. Ее проводил лично Этан. И какое-то время я считал, что все прошло отлично и без малейших нареканий. Мать не жаловалась на боль или какие-то неприятные ощущения. Напротив, она казалась такой умиротворенной и счастливой. И со спокойной душой я уехал в Мефолд. Несколько месяцев я не появлялся дома, выполняя поручения Этана. А когда все-таки вырвался навестить родных, то…

Джонатан запнулся. В его карих глазах внезапно сверкнул гнев, на бледных впалых щеках запылал румянец.

– Когда я увидел мать – то не мог поверить глазам, – глухо прошептал он. – От прежней нее осталась лишь тень. Меньше чем за полгода пышущая здоровьем женщина превратилась в изможденное подобие человека. Она почти не вставала с постели. Отказывалась от еды, потому что, как сказала, чувствует лишь вкус гнили и тухлятины. А самое страшное – она больше не испытывала никаких эмоций! Ни радости от встречи со мной, ни грусти, ни гнева или обиды. Она даже боль больше не чувствовала. Однажды она поднесла ладонь к пламени свечи и держала так, пока не запахло паленым. Без стона, без вскрика, без призыва о помощи. Я подскочил к ней, потушил огонь, а потом спросил, зачем она это сделала? И услышал в ответ, что она надеялась, будто это поможет ей хоть на миг, но ощутить себя живой. Естественно, я немедленно отправился в столицу. Хотел узнать у Этана, какого демона вообще происходит! Стоит отдать ему должное – он принял меня сразу же. Внимательно выслушал, а потом… Потом он сказал, что так бывает. Очень и очень редко, но все же. Зло коварно. Иногда оно настолько въедается в ауру ведьмы, что после ее коррекции она лишается большей части души. И просто теряет волю и желание жить. Но он уверен, что с моей матерью этого не произойдет. Что она обязательно восстановится, и все будет как прежде.

– И вы поверили ему, – скорее, утвердительно, чем вопросительно протянула я.

– Я поехал обратно. – Джонатан тяжело вздохнул. – В тот же вечер после разговора с Этаном я рванул в родную деревню. Готов был сидеть подле постели матери день и ночь. И говорить, говорить с ней. Сделать все, лишь бы она вновь почувствовала себя живой. Но… Успел я как раз на похороны. Как мне потом сказали, после моего отъезда мать просто отказалась от еды и воды.

– Мне очень жаль, – негромко обронила я.