Поздоровался с Лопатиным и Виленским. Потом перевёл взгляд на графиню Балашову, которая снова начала покрываться красными пятнами, и почти искренне сказал:

— Ваше сиятельство, примите мои соболезнования.

Графиня открыла рот, но промолчала, видимо, посчитала ниже своего графского достоинства связываться непонятно с кем.

Между тем, Поликарп пристально взглянул на законников графини и уже совсем другим тоном произнёс:

— Так-так, и что это у нас тут, позвольте взгляну?

И собрав со стола все бумаги, протянул руку, ожидая что ему дадут ещё.

Но законники со стороны графини, почему-то синхронно прижали свои папки к груди и стали выглядеть напряжённо.

Ирина подумала, что тот Поликарп, которого она впервые увидела зимой и этот Поликарп Афанасьевич, два совершенно разных Поликарпа.

А между тем Поликарп Афанасьевич, быстро изучив документы, довольно хмыкнул и достал свою папку, документы из которой протянул Виленскому.

— Вот Сергей Михайлович, посмотрите, я, будучи у Ирэн Леонидовны и её батюшки в поместье, с их позволения сделал копии всех документов. Заверил их сам наместник Гайко Мирослав Мирославович, видите и печать государственная стоит, что копии эти верные. Поэтому то, что вам привезли сюда эти, — здесь он посмотрел на законников, и сказал с презрением, — мошенники, совершенно не правомочно.

Балашова повернулась и взглянула на своих законников, потом вскочила и закричала на Поликарпа:

— Что вы себе позволяете, вы вообще кто?

На что Поликарп Афанасьевич с довольным лицом, которое, кстати, стало несколько шире, с того дня, когда Ирина впервые его увидела, встал, поклонился и сообщил:

— Поликарп Афанасьевич Зырянский, семейный законник барона Лопатина.

А Виленский неожиданно добавил:

— И барона Виленского.

На что у Поликарпа улыбка стала ещё шире, и он коротко поклонился барону.

Потом Виленский встал и сказал таким тоном, что было понятно, он еле сдерживает гнев:

— Дурака из меня делаете! Пошли вон! Все!

Законники начали суетливо собирать бумаги. Графиня похоже подавилась чаем, потому что начала странно открывать рот, напоминая, выброшенную на берег рыбу.

—А вам графиня, я бы посоветовал не лезть к моей семье и к моей дочери.

И рявкнул:

— Вам понятно, Елизавета Петровна?

Графиня Балашова ещё попыталась сопротивляться:

— В-вашей дочери? Н-но позвольте…

— Не позволю, — голосом Виленского можно было «забивать гвозди», — будьте благодарны, что вы сейчас поедете к себе домой, а не в тайную канцелярию давать показания, как и почему появились документы, которых никогда не было

На этих словах Виленский взглянул на законников:

— А по поводу ваших лицензий, я позабочусь

— Не губите, господин барон, —законник, который приезжал к Ирэн зимой, рухнул на колени.

— У меня семья, дети, а графиня угрожала обвинить меня в страшных вещах, после которых меня бы никуда не взяли, — в глазах мужчины стояли слёзы.

Ирэн стало жалко его, она вспомнила, что тогда зимой у него хватило смелости подсказать ей, но вмешиваться прямо сейчас она не стала. Виленский был хорош! В этом своём праведном гневе он напоминал какого-то бравого генерала, который бросился в сражение и для которого есть только победа. Ни сомнений, ни страха!

Причём, в гневе Виленского не было адреналинового бешенства Андрея Забела, который буквально источал не только мужскую харизму, но и был похож на берсерка, что немного пугало даже тех, кто его знал хорошо.

Гнев Виленского напоминал «встречу с айсбергом». Когда ты думал, что всё что есть, это только то, что «над водой», но когда ты столкнулся, то понял, что «под водой» гораздо больше, чем видно на поверхности.

Барон вышел и попросил охрану привести исправников, так и дожидавшихся внизу.

— У вас новое предписание, — холодно, словно имел на это право заявил он

Исправники переглянулись и один из них неуверенно произнёс:

— Бумагу бы нам, господин барон

Ирина кивнула слуге, тот расторопно поднёс бумагу, перо и чернильницу Виленскому.

Виленский сел, написал и передал бумагу исправникам. Те посмотрели и довольно кивнули:

— Что прикажете, господин тайный советник?

Виленский закатил глаза, видимо, не ожидал, что эти солдафоны «выдадут» его звание.

Кивнул в сторону притихшей графини Балашовой и законников:

— Этих сопроводить в участок, снять показания, графиню отвезти домой, проследить, чтобы пока никуда не выезжала

Балашова, услышав, что её собираются ограничить в передвижениях, встрепенулась, но, наткнувшись на холодный взгляд барона, сникла и снова замолчала.