— Говорят этот лицеист Пушкин весьма популярен у женщин несмотря на юный возраст. И, кстати, «Анна» на голой шее смотрится гораздо лучше.

Внезапно стул под графом покачнулся и если бы не его реакция хорошего бойца, то сидеть бы графу Забела на полу. Ирина не стала оборачиваться, но судя по тихому скрипению зубами предположила, что кроме Забела среди зрителей есть и Виленский, и Морозов, и решила, что «мальчики» развлекаются.

Потом с тоской подумала: — им то хорошо, а вот мне выбирать надо. А я пока не хочу. Хотя каждый из них хорош, но Забела слишком резок и агрессивен, ему быстро наскучит быт, будет не хватать адреналина, а Морозов? Я знаю, что он не подлый, честный, умный и, что он, похоже, действительно влюблён в меня, иначе не стал бы об этом говорить. Достаточно ли это, чтобы сделать выбор? Может я смогу в кого-то из них влюбиться, влюбиться так, что забуду обо всём?

Ирина легко вздохнула, вспоминая, что даже там, в прошлой жизни она не позволяла себе потерять голову, и слушая рассказы подруг, читая в книгах о сильных чувствах, думала, что всё это выдумки. Ей нравились мужчины, с которыми она встречалась, но назвать это любовью, о которой пишут стихи и за которую умирают, конечно, она не могла. Был в Ирине какой-то внутренний контроль, который сдерживал эмоции, направленные на любую форму зависимости. А любовь что это? Что это, как не зависимость?

Тем временем на сцену вышла девушка, и музыканты, сидевшие возле сцены, начали играть.

Девушка запела грустную балладу. Ирина поняла, что она не знает этих стихов, но, возможно, Пушкин здесь, ещё слишком молод, и не успел написать свои самые известные произведения.

Голос у певицы был сильный, грудной, кажется такой называли меццо-сопрано, глубокий, достаточно низкий.

Около уха снова раздался шёпот Забела:

— Крестьянка, самородок из Казанской губернии.

Судя по звукам сзади, больше никто не выбивал стул из-под Забела, чтобы не создавать лишний шум во время пения, но что-то там определённо происходило.

Ирина вслушалась в слова баллады, слова были такие:

Под вечер, осенью ненастной,

В далёких дева шла местах

И тайный плод любви несчастной

Держала в трепетных руках.

Всё было тихо — лес и горы,

Всё спа́ло в сумраке ночном;

Она внимательные взоры

Водила с ужасом кругом.

В зале установилась тишина и в этой тишине глубокий и проникновенный голос певицы, сопровождаемой маленьким оркестром, звучал, и перед глазами вставали картинки.

Ирэн подумала:

— Так мог написать только человек с даром Пушкина, чтобы ты слушал, а перед глазами словно кинокадры мелькают.

К концу баллады многие дамы утирали слёзы платочками. Заканчивалась баллада на словах:

Но вдруг за рощей осветила

Вблизи ей хижину луна…

С волненьем сына ухватила

И к ней приближилась она;

Склонилась, тихо положила

Младенца на порог чужой,

Со страхом очи отвратила

И скрылась в темноте ночной. *

(Стихотворение А.С. Пушкина «Романс», написано в 1814 году)

Императрица, тоже с повлажневшими глазами, обернулась к Ирэн и спросила:

— Кого тебе жаль больше?

Ирэн даже не задумалась над ответом:

— Мальчика жаль, неизвестно, что его ждёт. Я бы не бросила.

Императрица ещё ближе наклонилась к Ирэн и сказала:

— Я знаю, что ты бы не бросила, но согласись детям нужны и мать и отец.

Ирина промолчала, а про себя подумала: — вот же манипуляторша венценосная.

Тем временем на сцену снова вышел человек и объявил:

— Сцена вторая: мечтательная

Теперь вышел мужчина и сильным басом запел романс, слова, которого Ирина точно знала:

Мечты, мечты,

Где ваша сладость?

Где ты, где ты,

Ночная радость?

И так ей стало радостно-грустно, защемило сердце оттого, что она вдруг поняла, это же тоже её мир, люди в котором одной с ней крови, их сердца откликаются на те же смыслы, что важны и для неё. Почему она до сих пор вспоминает с тоской тот мир, который остался там за дверями вагона поезда?

Так стихи гениального поэта, соединённые с музыкой, раскрыли в душе Ирины какую-то дверь, как будто там была пыльная тёмная кладовка, в которую вдруг хлынул поток света, очищая её и наполняя теплом.