— Не надо! — попросила Карина отца, уже вытаскивающего телефон. — Мы сами... Про маячок я помню, он в руке зажат.

— Не верю я в эту байду! Ладно, ступайте уж...

Молодые люди вышли из машины и направились к единственному подъезду четырехэтажки. Недолго подождав у входа, дверь оказалась незапертой, они нерешительно зашли внутрь.

— Тихо и пустынно, как в будущем после ядерного удара и следующего за ним глобального похолодания. — прокомментировал обстановку внутри Годяй, легонько поддав ногой пустую бутылку. В пугающей тишине давно заброшенного здания звук ее перекатывания по полу гулко отразился от стен, заставив Карину отпрянуть к стойке, где раньше, вероятно, сидел вахтер.

— Ну и где твои, как сказал папа, кураторы? — спросил Годяй, меланхолично с усилием проводя по стене подобранным с пола прутом арматуры, совершенно не обращая внимания на испуг девушки. Это была уже его родная стихия, похожая промзона с частично заброшенными зданиями была недалеко от его дома, они подростками частенько там ошивались.

— Люди! Есть тут кто-нибудь? — тихо произнесла в пустоту Карина.

— Именно здесь точно никого нет, пошли дальше. — иронично сказал Годяй. — Здание, между прочим, посещаемое, судя по свежим следам среди пыли и мусора. Предлагаю по ним и направиться, не знаю только, что с твоей кошелкой на ручке делать.

Карина взглянула на свой чемодан для дорожной клади, который обычно брала с собой. Тащить его здесь было крайне неудобно, разве что на руках.

— Даже не мечтай, — заметил Годяй брошенный на него взгляд, потом вспомнив, в качестве кого сюда послан, со вздохом ухватил обеими руками современное пластиковое изобретение человечества и двинулся вглубь здания.

— Я так ничего не вижу, — пожаловался он через три минуты. — Давай пока здесь его оставим, а сами пойдем дальше. Если не хочешь, иди первая.

Не дождавшись ответа, он через пару метров положил чемодан в сторону и, приглядываясь к следам, пошел дальше. Карина молча схватила чемодан, потащила его следом за собой, звук при этом был, как будто грузчик, чертыхаясь матом, с надрывом тащит инопланетянина, с которого не догадались снять скафандр.

— Сколько еще? — не выдержала она.

— Кураторов спроси, если они существуют! — ответил Годяй, отшвыривая в сторону очередную рухлядь, бывшую когда-то недоделанным стулом венецианского стиля в попытках гениев девяностых в любых сферах деятельности восстановить фабричную деятельность здания. Однако общий вид цеха, или что это было, говорил о том, что двадцатый век в этом соревновании победил, по крайней мере несущие стены остались в относительном порядке, в отличии от более поздних перегородок.

— Все, больше не могу! — с легкой хрипотцой выдохнула Карина, предложив передохнуть. Годяй, посмотрев на ее покрасневшее лицо, ухмыльнулся, кивнул и пошел дальше к противоположному концу здания. Дойдя до стены, опять всмотрелся в следы, удовлетворенно покачал головой и, завидя перед собой лестницу вниз, сел перед спуском на вынесенную неизвестными вандалами дверь, поджидая теперь уже напарницу, являющуюся одновременно билетом обратно, если, конечно вспрыснутое электронными сообщениями в ее мозг — правда.

Увидев, что ее дожидаются, Карина заставила себя встать и пошла дальше, проклиная себя за, казалось бы, светлую мысль о дорожном неубиваемом чемодане на больших колесиках. Среди груды мусора двигаться с ним было решительно невозможно.

— Как думаешь? — начала она, сев рядом и переводя дыхание, — Здесь спецом все так перемолото, что идти невозможно, или в таких заброшенных зданиях всегда полный трэш?

— Эхо перестроек... — пожал плечами Годяй. — Хотя да, ты права, мусора многовато.

Он посмотрел наверх. Цех цехом, даже кран-балки не демонтированы. Фига себе, ими вроде недавно пользовались. Может... Да не, чепуха. Он встал, помог подняться с ног Карине и уставился на лестницу. Ниже темно, однако, надо бы фонарик достать, который он вчера догадался купить. И чего ради будущего на последние деньги не купишь?

Они спустились на середину пролета, когда Годяй встал, как вкопанный.

— Услышал чего? — послышался сзади взволнованный шепот.

— С тобой услышишь, этот шкаф, призванный в самолетах служить современным женским радикюлем, так громыхает на ступеньках, что мне порою кажется, началась бомбежка, хотя да, между взрывами, кажется я услышал посторонний звук.

— Ридикюль, там не «а», а «и».

— Вот давай в этот торжественный момент вхождения в потусторонний мир разбираться в правильном произношении, может, там, — Годяй указал вниз, — вообще разговаривают на «эсперанто», хотя по внешнему виду входа, похоже, придется изучать бомжарский.

Внезапно сверху раздался голос, заставив обоих спорщиков вздрогнуть от неожиданности.