- Сначала они так работают сами, потом с этаким неудовольствием поглядывают на меня — я-то стараюсь завершать работу вовремя, а потом и вовсе назначают важное производственное совещание на восемь вечера, то есть, по местному, на двадцать часов, и каждый раз выясняется, что на совещании, на котором меня нет и быть не может, я совершенно необходим!

Я покивал сочувственно. Научная организация труда, за которую так ратовал любой социалист даже у нас, на благословенном Западе, полностью теряла смысл по причине наличия в коллективе таких вот энтузиастов. Что толку с того, что каждый знает свое место и время, если знание это остается теоретическим? Переработка же сверх нормы антинаучна: мало того, что такой энтузиаст ломает и свой, и чужие рабочие графики, он не успевает отдохнуть, а значит, сделать готов, в итоге, намного меньше и куда хуже, чем должен и может.

Примерно в таком ключе я и высказался, постаравшись успокоить коллегу: мол, я обязательно подниму этот вопрос на завтрашнем совещании с руководством Проекта.

Коллега немедленно повеселел, и дальше мы уже занялись делом: я осматривал лабораторию и заполнял чек-лист: отмечал имеющееся в наличии и вписывал в заявку недостающее, инженер же отпускал ехидные комментарии, по делу и нет. По его же собственным словам, ближайшие два часа ему совершенно нечем заняться, кроме, разве что, присутствия на рабочем месте.

Стоит, кстати, заметить, что веселый и ехидный хам в коллегах меня устроил куда больше, чем аватара итальянского мельника, знакомого всем читающим людям по la commedia dell’arte a soggetto.

Чек-лист получился, на удивление, зеленым: из того, что мне было по-настоящему нужно для работы, в наличии имелось почти все, за исключением, разве что, пары мелочей. Была, однако, выявлена проблема иного толка: по непонятной причине катастрофически не хватало справочников — обычных, нормальных, изданных на бумаге и содержащих ценную информацию. Пустой книжный стеллаж, однако же, в помещении присутствовал, на что я и указал коллеге и собеседнику.

- Интересное дело, коллега, - я прервал поток ехидного американо-советского красноречия. - Книжный шкаф есть, книг нет… Что бы это могло значить?

- А Вам, профессор, так уж нужны эти книги? Мне всегда казалось, что настоящие ученые, - на меня был брошен взгляд, полный парфянских стрел, - помнят все, что им требуется, наизусть.

- Личная память, если она тренирована, штука отличная и очень полезная, но справочник, особенно, содержащий скучные колонки цифр, на рабочем месте быть должен.

- Я знаю, где взять недостающие книги, - обрадовал меня инженер. - В библиотеке!

И мы, оставив на хозяйстве появившихся, наконец, лаборантов, устремились. В библиотеку.

Разговаривать, конечно, можно было прямо в корпусе: в самой ли лаборатории, в коридоре или в комнате отдыха, но я решил, что в любом помещении слишком много заинтересованных ушей. Среди ушей этих, конечно, были и те, кому не просто интересно, а даже и прямо положено слушать и слышать, но ситуации это принципиально не меняло: разговор мне предстоял личный, и ставить в известность о его содержании я не планировал примерно никого.

В чистом поле было сухо: я, выбрав самую ровную тропинку, удалился от сетчатого забора, окружающего Проект, и извлек из кармана элофон. В тот же момент встала дыбом шерсть: так организм мой всегда реагировал на акцентированное внимание, особенно — в тот момент, когда я не понимал, кто именно это внимание проявляет. За мной, понятное дело, наблюдали — с какой-то точки, с которой меня было видно.

Я мстительно повернулся к Проекту спиной: возможно, неизвестный наблюдатель и умеет читать по губам, но для начала их, эти губы, нужно видеть.

Связь установилась практически сразу, и это было неудивительно: пусть в примерно аналогичных пустошах где-нибудь в глубинной Исландии связи или не было вовсе, или она была весьма условной… Однако, там ведь не было Проекта, сама суть которого требовала обеспечения связью, современной и качественной.

Рыжая-и-Смешливая подняла трубку и страшно обрадовалась: это было заметно и по веселому, повизгивающему от избытка эмоций, голосу, и по мороку, соткавшемуся из эфирных нитей примерно в полуметре передо мной. Морок отображал некую рыжую морду, неимоверно радостную и свою.

- Кстати, милый, - высказав все положенные приветственные и скучательные слова, моя женщина обратила внимание на очевидно странное. - Как так получается, что я тебя вижу, а ты видишь меня? Ты звонишь мне на городской аппарат, у этого элофона вообще нет ни экрана, ни проектора, ни даже кнопок: только корпус, трубка и диск!

- Это местная связь, и мне очень нравится то, как она работает! У них тут вообще очень сильно все смещено из грубой технологии в эфирные техники, я мог вообще позвонить тебе хоть с концентратора!