- Итак, отчего же теперь меня осматривает именно душетерапевт? - поинтересовался я, приподняв левую бровь: глаза мои гетерохромные приобрели от этого действия лихую заинтересованность во взоре.

- А вот это уже разница в научном подходе: у нас почти оппозитные школы, - снова обрадовался доктор. - Ваше, хм, состояние — несомненно, проклятие, проклятия же в советской медицинской науке и практике проходят строго по ведомству души, а не сомы, как это отчего-то принято по Вашу сторону Рассвета. Наш подход, кстати, - врач улыбнулся еще шире, что раньше казалось попросту невозможным. - Научнее, а потому эффективнее: право же, нет никакого смысла лечить тело, когда корень проблемы скрывается в душе!

- Кстати, о практике, - я решительно перебил собеседника. - Часто ли у вас, в Союзе, случается такое или подобное? Вы ведь точно знаете, как и от чего меня лечить?

Огр скупо шевельнул левой дланью, тяжелой и весомой настолько, что привычного уже вида стандартный заклинательный жезл казался в ней чем-то несерьезным, навроде карандаша или даже меньше. Справа от доктора немедленно развернулся морок, который я уже наблюдал: такой или почти такой показывал мне врач в Вотерфорде. Единственным заметным отличием показалась цветовая схема: вместо стандартного для европейских клиник, легкомысленного золота по голубому, маголограмма моего, пораженного проклятьем, организма, была красная на черном.

- У нас такое бывает редко. Даже очень редко, и причин тому ровно две. Первая — совершенно медицинская: календарь прививок, - пояснил доктор.

- Что такое прививка я, конечно, знаю. Не совсем понятно только, при чем тут календарь, - я, почти привычно, дошел до разгадки своим умом, но уже и вовсе традиционно решил уточнить: просто на всякий случай и самому себе в назидание.

- Календарь — потому, что это обязательные мероприятия, в смысле, прививки. В обязательном порядке прививают всех младенцев — это называется октаксим, комплекс от пяти обычных болезней и трех магических. Благодаря ему, например, в СССР полностью побеждены оба варианта серомозговой болезни: и спинальный паралич Гейне, и спектральная лихорадка Медина! - огр уже прямо торжествовал, и я не решился уточнять связь между детскими прививками и постигшим меня проклятием. Он, видимо, планировал продолжить оптимистическое просвещение, и, конечно, продолжил.

- Кроме того, в этом календаре предусмотрены и прививки взрослых. Вашему, товарищ профессор, организму не хватило одной из них, называемой «Сателлит-Восемь»: она одновременно борется с последствиями детской псевдогемофилии и предотвращает от заражения магическими вирусами — а мы считаем, что проклятие такого рода исходно имеет именно вирусную природу!

- Вторая же причина кроется, скорее, в уголовном кодексе Союза ССР, статье сто двадцать первой, части восьмой: намеренное магическое заражение человека гомосексуализмом карается по всей строгости, - огр зримо посуровел лицом, вновь став похожим на рубленую зубилом скалу. - Это — высшая мера социальной защиты, то есть, в понятных Вам терминах, смертная казнь.

Дальше было куда полезнее, но далеко не так интересно в смысле познания окружающей меня удивительной действительности.

Доктор рассказал мне о том, как именно правильно называется мое состояние (называть то, что со мной случилось, болезнью, он отчего-то избегал), какие еще анализы нужно сдать и обследования пройти и как все это, скорее всего, лечить.

Еще советский врач обрадовал меня уверением в том, что весь предстоящий комплекс мер — совершенно бесплатен, поскольку покрывается специальной госпрограммой, и поинтересовался, как долго я планирую пробыть в Союзе: кроме диагностики и собственно лечения, ему, как выяснилось, очень интересно за мной понаблюдать уже после того, как минует опасная фаза состояния.

В конце концов, душетерапевт выдал мне нужные направления (в форме цифромагической, и, на всякий случай, в виде бумажных распечаток), попросил в следующий раз заходить без очереди… В общем, ошарашенный невероятной плотности потоком информации, я поспешил откланяться, прижимая заветные направления к груди как самую дорогую из драгоценностей.

Девушка Анна Стогова встретила меня ровно там же, где я ее перед тем оставил: в коридоре семьдесят пятого этажа. Переводчик угнездилась на даже на вид неудобной дырчатой скамейке, и с большим интересом читала что-то в маленькой, в четверть, книжке, названия которой я не рассмотрел.

- О, профессор! - девушка посмотрела на наручные часы. - Вы, однако, быстро: прошло всего полчаса! Куда теперь?

Теперь было вдаль по коридору, если верить подсказке, исправно демонстрируемой эфирной линзой. Два этажа вверх на сером (в отличие от доставившего нас с первого этажа зеленого) лифте, и еще четыре десятка шагов по семьдесят седьмому этажу: требовалось сдать анализы.

Мы так и поступили, точнее, поступил я, а девушка Анна Стогова составила мне интересную и приятную компанию.