Развернулась во всю ширину ментальная сфера: город вокруг потерял в красочности и объеме, дальние строения и вовсе воспринимались как неумело и наспех построенные архитектурные модели.

Странным образом остановилось время. Голоса хулиганов, да и другие звуки, я слышал отчетливо и в нормальном жизненном темпе, но движения их — и даже скорость проезжающего на зеленый свет эсмобиля — стали очень медленными и плавными, будто двигались они в какой-то вязкой среде, даже не в воде, а и вовсе попав в прозрачный клей.

Внезапно и очень вовремя выяснилось, что Волк Полудатчанин понимал то ли архаичный вариант советского языка, то ли какой-то из языков прямо предшествовавших советскому. Речь пока-еще-не-нападающих стала почти понятна, разве что звучала, через призму древнего опыта, совершенно по-идиотски.

- Ты, юнак, зырь на его зенки бесстыжие, - принялся играть уже свою роль вожак банды. - Темный да светлый! Кто у нас еще таков?

- Да неужто Мрачный? - делано ужаснулся грязноватый юноша. - Но тот, вроде, не сукин сын-то?

Постановка была так себе, на D с двумя минусами. Нарочитая попытка маскироваться под местное простонародье провалилась, даже не начавшись, хотя бы потому, что немытые тела несли следы спешно замаскированных татуировок. На тыльных сторонах ладоней и открытых предплечьях явственно читались бледные надписи «S.L.O.N.» и «ne zabudu mat’ rodnuju», а также просматривались сюжеты совершенно тюремные: игральные карты, татуированные перстни и другое всякое.

Татуировки были выполнены символично, в нарочито примитивной манере, примерно так же, как это делают уголовники у нас, в Европе, и это символизировало.

То же, что пойдя на дело, граждане предпочли спрятать признаки своей социальной принадлежности, символизировало уже окончательно.

Еще я обратил внимание на то, что обступившие меня бандиты явственно пугают местных жителей самим фактом своего присутствия: вокруг стало тихо, относительно заполненный народом проспект в ближней его части внезапно опустел.

Несколько в отдалении обнаружилась девушка Анна Стогова: она прислонилась к монументального вида тумбе, и что-то говорила в элофон, видимо, вызывая полицию.

Все это я, спасибо предку, понял как-то вдруг, не тратя времени на обдумывание. Оппоненты мои, тем временем, развивали сюжет постановки, рассчитанной, видимо, на меня одного.

Несмотря на опыт и навыки предка, понимал я бандитов с пятого на десятое, но слушал внимательно и старался запоминать: я был уверен, что выживу и не особенно даже пострадаю, ловить же преступников будет тем проще, чем больше всякого я смогу о них в полиции рассказать.

За неполные три минуты выяснилось, что точно такими же — разноцветными — глазами отличался некий Mrachnyi Inspektor, чуть было не устроивший локальный армагеддон, но не здесь, в Мурманске, а в далекой Moskau, и довольно давно — на самой заре народной власти. Что где-то рядом должен ошиваться кот, черный, мордатый и наглый, а даже если и нет, то и не надо. Что такого опасного меня нужно немедленно razjasnit’ (это слово, как и некоторые другие, перевести не удалось), и процесс этот ожидается скорым и справедливым. Что, наконец, надо уже поторопиться, так как девка явно zvonit mentam.

Хорошо, что смещенное восприятие времени не позволило мне расслабиться: последние слова матерого уголовника сопровождались быстрым и сильным тычком куда-то в район живота. В руке негодяя, при этом, оказался странной формы нож — как будто кто-то вручную выточил лезвие из некоего импровизированного материала, но менее опасным орудие потенциального убийства от импровизации этой не стало.

Будь я хомо сапиенс, стой я так, как стоял и не отреагируй на переход от слов к делу, кустарный кинжал вонзился бы мне аккурат в печень. Убить бы не убил, во всяком случае, не сразу, но ранение обещало быть тяжелым, и чреватым непредсказуемыми последствиями.

Я приподнялся на цыпочки и немного довернул корпус: хищное жало разминулось с туловищем на два пальца. Рука моя левая, повинуясь тому же движению корпуса, описала полукруг, и обрушилась на голову бандита в районе виска.

- Tröll borða þig*! - заявил я на родном языке. Вооруженный оппонент согласно хрюкнул и опал.

Двигаться противник, единый в пяти оставшихся лицах, продолжал столь же медленно: я успевал тщательно обдумывать происходящее и отслеживать опасные траектории движения каждого.

С громким, но очень медленным, щелчком, выскочило лезвие еще одного ножа, столь же кустарного, но чуть более механического. Я сработал на опережение: ухватился передними лапами за фонарный столб, задними же, легко подкинув тело, двинул хулигана в грудь: тот выронил нож и отлетел на несколько шагов.

В этот миг восприятие снова изменилось: глаза заволокла алая пелена, и думать я перестал.

Вот меня почти достали железной трубой с барашком вентиля на конце. Вот я отобрал трубу и с размаху съездил ей по организму владельца, удачно сломав тому ключицу.