- Вот, смотрите, - огр ткнул толстым пальцем куда-то в схему. - Здесь и здесь красные образования, видите? - я видел, и потому — кивнул. - Эти узлы формируют нечто вроде атопического дерматита на коже, а он свойственен, в основном, маленьким детям хомо сапиенс сапиенс, у Вас такого не должно быть ни в силу биологического вида, ни из-за возраста.

- Далее, вот тут, - палец неприятно переместился в район головного мозга, - кто-то прикрепил малую печать Пирке. Она отвечает за не-IgE-опосредованную чувствительность к аллергенам, которыми для вас сейчас являются почти все привычные Вам продукты питания. Следовательно, аллергия у Вас ложная. Кроме того…

- Доктор! - решительно прервал я увлекшегося эскулапа, - я, конечно, профессор и доктор философии, но не врач, и даже не биолог! Моя специальность — гляциология, и о каком-нибудь реликтовом пагосе я бы с Вами подискутировал с огромным удовольствием, но сейчас половина того, о чем Вы говорите, мне непонятна полностью, а вторая половина — понятна интуитивно, и необязательно верно! Просто скажите, что с этим делать и когда оно пройдет!

Доктор вздохнул.

- Делать с этим ничего не надо. Такое состояние, к счастью, долго не длится, и относительно быстро проходит — полгода, ну, год. Лечиться, наверное, можно, но все лечение в таком случае экспериментальное, результат не гарантирован. Я пришлю Вам на элофон диету, благо, точно известно, что сейчас Вам есть можно, а от чего стоит воздержаться, и не надо пробовать все подряд.

- Может, есть другие методы, необязательно популярные, возможно, дорогостоящие? - решил уточнить я. Сидеть на жесткой диете, а я, почему-то, был уверен в том, что диета эта — жесткая, страшно не хотелось.

- Есть один метод, конечно, старинный, проверенный и крайне экстремальный, - ответил доктор, и тут же уточнил: - по законам Королевства за него положено пять лет каторги.

- Дайте догадаюсь, - я перебил собеседника. - Найти и убить мага, наложившего печать?

Аллергия, которая не аллергия, оказалась штукой серьезной. Неизвестный (но предполагаемый) врач-волшебник наложил на меня заклятие такой силы, что, будь оно о каком-нибудь смертельном заболевании, моя мученическая кончина была бы делом пары часов.

Ирония, промелькнувшая в глазах доктора при словах о диете, в которой он точно уверен, била насквозь и наотмашь: пришедшее на элофон часом позже сообщение содержало диету, которой придерживаются собаки породы хаски и других пород пять-один (аборигенные-ездовые), вернее, их разумные хозяева.

Оказалось категорически нельзя кукурузу, зерновые (кроме бурого риса), птицу и птичий жир, рекомендвалась рыба, относительно годилась в пищу ягнятина (по горькой иронии Мойр, собачий корм с ягнятиной пакуется в такого же цвета пакеты, как и сырое мясо барана) и совсем немного — говядина. Неприятие алкоголя и интересные вкусовые ощущения добрый заклинатель добавил, видимо, уже от себя.

Лет десять назад такие сложные пищевые требования меня бы, натурально, подкосили, и в плане даже не качества жизни, а вполне себе ее уровня. Ревущие двадцатые в старушке-Европе ознаменовались жутким кризисом перепроизводства и массовым сдуванием финансовых пузырей, причем что кризис, что сдувание происходили за океаном, а цены на продукты росли, почему-то, у нас на островах и на материке. Исключить из рациона дешевую курицу и питаться дорогой рыбой — тогда я такое бы попросту не потянул, и хорошо, что кризисы давно закончились, а еще — что у меня довольно высокое жалование. Я бы сказал, неоправданно высокое.

Так вышло, что я занимаю почетную и хлебную (прямо сейчас — рыбную) должность профессора в Ватерфордском Государственном Университете, и профессора не в смысле «того, кто преподает студентам», а самого, со всех сторон, настоящего, доктора философии, заведующего кафедрой.

Был, кстати, понедельник: проклятие проклятием, но работать, согласно трудового контракта, было нужно и положено. Работа же профессора заключается, в основном, в том, чтобы учить студентов: вдруг из кого-то из них получится не очередной менеджер по продажам, зачем-то потративший четыре года на университетский бакалавриат, а настоящий специалист, настоящий и полезный.

Сегодня не было лекций и семинаров, но были дипломники: двое юношей с горящими глазами, а также — я и близко не обольщался на счет преподаваемой специальности — причина горения глаз, томления душ и тремора конечностей, то есть, увлеченная наукой симпатичная девушка.

Я налил себе чаю — для целей чаепития у меня на кафедре, конечно, имелась специальная чашка, широкая и неглубокая, формой напоминающая миску, а размерами, скорее, тазик. Неожиданно вспомнилось, как будет эта самая чашка по-немецки — ди Тассе. Слово напоминало советское, случайно выученное, «tasique», и это был как раз тот случай, когда созвучие означает еще и созначение.