— Опасаюсь я одна. Вдруг опять меня заклинит, забуду что-нибудь, и буду колом стоять. А ты уж выручишь, даже если со мной что случится.

— Хм. Ну, давай. Что споём?

— А что вчера пели. «Белой акации…» Ты соло, а я на подхвате.

— Дамы, я подыграю! — неожиданно встала Маруся и пошла к фортепиано.

— Ты умеешь? — удивилась Шура Киселёва. — А никогда не говорила!

— Никто не спрашивал, — Маруся откинула крышку стоявшего в простенке между окнами пианино.

— Однако, это интересно, — сказала Ника, староста шестнашек; на нас смотрело уже всё отделение, — составляется ансамбль! Просим, дамы!

Всё отделение захлопало, и Маруся взяла первые ноты.

— Давай, чтобы мощно, но не очень громко, на среднем уровне, — кивнула я Анечке, и та кивнула в ответ.

Мне нужно было, чтобы она пела. Навстречу ей раскрывались сердца, и я надеялась добавить свои пять капель воздействия, упав Анечке на хвост.

Музыка зазвучала мягко, вкрадчиво, и слова полились бархатно, обволакивающе. Очень удобно было, что вторая часть куплета всегда звучала дважды. Я встроилась в мелодию, прибавив к словам магическое воздействие: всё получается зд о рово, великолепно, больше уверенности, дружнее!

Дверь аудитории скрипнула, но никто не обратил на неё внимания.

— Ах, горы могу свернуть! — широко раскинула руки Аня, едва отзвуки песни окончательно затихли. — А ну, давай ещё раз свою басню!

И всё пошло куда веселее.

А кто приходил, мы узнали, когда к четырём на прогон прибежала Агриппина.

— Барышни, мне тут сказали, вы подготовили дополнительный номер? Екатерина Викторовна осталась под впечатлением.

Мы исполнили романс ещё раз, и, конечно, были утверждены. Театральная постановка после него прошла блестяще, и Агриппина хвалила класс, сияя глазами.

И это было приятно.

А я, между прочим, пока они свои басни репетировали, целый воротничок успела связать — а чего, он же небольшой да узенький. И сразу подарила. Марусе, конечно! Для бодрости духа и лучшего самочувствия. У меня и так риталид, куда уж больше.

ВЕЧЕР СУББОТЫ

Ожерелье, кстати, сегодня пригодилось мне чрезвычайно.

После вечернего чая все пошли готовиться к исповеди. Почему-то все разошлись по своим кабинкам и задёрнули шторки. В спальне стояла тишина, словно уснули все. Я последовала тому же примеру, но занялась другим: сняла и тщательно осмотрела оправу, кое-что подкорректировала, отдельное внимание уделила серёжкам (а то они, как не часть предмета, а временно прицепленные, немного отстают) — но, в общем, осталась довольна.

Потом достала толстую пряжу, толстые спицы и начала вязать шарфик. Почему-то мне казалось, что это неплохой вариант. На худой конец, хотя бы на эту рукодельную ярмарку сдать. А места шерстяные клубки много занимают — вот и использовать их поскорее.

После ужина все снова пошли в большой храм, на субботнюю службу. В этот раз я постаралась успокоиться и осознать окружающее более отчётливо.

Самый мощный источник энергии располагался в восточной части здания, за высоченной, такой, что голову приходилось запрокидывать, стеной из икон.

Перед этой стеной, ближе к нам, во всю ширину храма шло небольшое возвышение. Несколько воспитанниц взошли на него и встали за тонкую стенку, зашуршали листами. Судя по тому, что туда удалилась и Анечка, и музыкантша госпожа Тропинина, они собирались петь. И верно! Священник тоже пел (пусть не так здорово, зато торжественно) и иногда читал речитативом. В общем, было красиво и очень энергетично. Я снова как будто парила в облаках и снова плакала. Ничего не могу с этим поделать. Да и надо ли?

Потом осталось только четвёртое отделение, а все остальные разошлись по спальням.

В отделении многие девочки снова закрылись в своих кабинках. Но даже те, кто не закрылся, сидели тихо. Екатерина прохаживалась вдоль шкафов — то с той стороны, то с этой, и явно следила за соблюдением тишины.

Мы с Марусей образовали свою «двухкомнатку», я снова достала начатый шарф и спросила:

— А чего все как будто ждут?

— Так исповеди, — слегка удивилась Маруся. — Сейчас батюшка старших отпустит, в малый храм поднимется и начнёт по классам вызывать. С малышнёй он после чая беседует, четвёртых мало, так что где-то через полчаса.

Ага. Понятно, что ничего не понятно. Ну, во всяком случае, я выясню, что такое исповедь.

Примерно через полчаса, как и предполагала Маруся, Екатерина громко объявила:

— Пятнадцатый класс, выходим в малый храм!

Через некоторое время таким же образом был вызван класс шестнадцатый, а ещё через промежуток — мы.