— А Наполеон проходил по Херсонской губернии? — озадаченно переспросил бывший жандарм.

— Конечно нет, но откуда французам об этом знать? — парировал я. — Для них, что Смоленск, что Жмеринка. Про Москву с Санкт-Петербургом они знают, еще про Одессу, а все остальное — какая разница?

— М-да, идея-то неплохая, но французы сами оголтелые антисемиты. Им не очень понравится, что у Наполеона есть потомки-евреи.

— Ну, сделайте так, что Троцкий на самом-то деле не еврей, а француз, а то, что его произвели в евреи, так это чтобы враги революции не догадались.

— Нет, Олег Васильевич, у меня на такое не хватит фантазии, — покачал головой Книгочеев. — Я на толкучке видел «Жизнь животных» Брема на русском языке, в трех томах. Куплю, пожалуй. Все-таки, о животных читать интереснее, чем всякую ерунду писать. Познавательно. И нервы успокаивает.

Глава 14

Даешь дирижабли!

У нового сотрудника, назначенного мною на должность атташе по культуре, заканчивалось время на адаптацию и скоро Гумилеву предстояло работать. Я не ожидал, что он явится ко мне, рассчитывая, что поэт сразу же отправится в библиотеку или начнет изучать те справочники и газеты, что наличествуют в посольстве, но он, предварительно испросив разрешения у Светланы Николаевны, явился на прием. Эх, рассказать бы в моем времени кому-нибудь, что ко мне на прием пришел Николай Гумилев, которому, вот уже два месяца, как полагается быть мертвым!

Николай Степанович Гумилев был не в настроении. Мрачно посмотрев на меня, спросил:

— Олег Васильевич, прошу прощения за свою наглость. А вы не даете сотрудникам подъемные? Все, что у меня было — а было у меня всего ничего, несколько фунтов да пятьдесят франков мелочью, оставшихся с прошлой поездки за границу, потратил, даже на метро денег нет. И занять не у кого, все знакомые куда-то делись. Встретил тут одного итальянца, так он сам на мели, работу ищет. Мечтает в Соединенные штаты перебраться, но денег нет, да и разрешения на въезд не дают.

Вот, тут уже мой прокол. Жалованье сотрудникам выплачивается по итогам месяца, а коли человек только что прибыл, так ему ничего не положено. А где по-другому? Никто не выдает жалованье заранее. Предполагается, что в Москве выдают командировочные и подъемные на «обзаведение». Это здесь, если кого-то нанимаю из местных, то сам выплачиваю аванс. А Гумилеву, значит, денег не дали. Вот ведь, опять все мне.

— Простите, Николай Степанович, техническая накладка, — пробормотал я и полез в стол за наличкой. Много там не хранил, но кое-какие деньги имелись. Сколько же ему дать? Если сто, так вроде и маловато, а тысяча — так и жирно. Ладно, пусть будет пятьсот франков.

Подпихнув Гумилеву деньги и чистый лист бумаги, чтобы написал расписку (у меня же все строго!), спросил:

— И как вам Париж? Очень изменился за время вашего отсутствия?

— В основном, не особо. Если бы я уехал из Петрограда накануне войны, а потом вернулся — вот тут бы изменения заметил. А в Париже все тоже самое. Собор Парижской богоматери на месте, Эйфелеву башню немцы не разбомбили, а что еще? Люди, разумеется, изменились, но все равно, такой озлобленности, как у нас, я не увидел.

Я только мысленно хмыкнул. Можно подумать, что Гумилев сам не знает — если бы парижане пережили все то, что довелось пережить нам, то по улицам пришлось бы ходить в сопровождении вооруженной охраны, а лучше и вообще не ходить.

— Газеты, кстати, уже начал читать, — доложил Гумилев. — Но по Франции ничего интересного, все новости посвящены Ирландии.

— А возвращение Клемансо в большую политику?

— Пишут, что Клемансо трезво оценивает ситуацию, хочет прожить остаток своих дней в покое, потому что не желает вытягивать страну из экономического болота, в которое она скоро попадет. Журналисты считают, что старик либо чудит, либо малость тронулся. Во Франции все прекрасно, что ему надо?

Ну вот, нечто подобное я и полагал, хотя и имелись сомнения. А Клемансо не чудит, и в старческий маразм он не впал. Он здраво взвесил последствия, которые могут произойти из-за увлечения немецкими репарациями. Из немцев выкачивают не только деньги, но и сырье, а слишком нажимать на побежденных не стоит. А деньги, по большей части, уходят за океан. Увеличивается безработица, франк падает. Поэтому, старик и не желает становиться «спасителем франка», оставив эту роль Пуанкаре.

Но Гумилев собственных выводов не делает, а это плохо. Ладно, спишем на то, что информации у него пока еще маловато.

— А что вы думаете об Ирландии? — поинтересовался я.