Эту тему мы с Книгочеевым уже обсуждали. То, что его жена сестра Кутепова мало кому известно, но такие люди имеются. А кроме того, Александру Васильевичу для расстрельной статьи достаточно просто иметь в послужном списке свою прежнюю профессию и должность. Я же не зря подчищал в документах его фамилию, вычеркнул ее из всех списков. Только, при желании все можно восстановить. И этот эпизод с подчисткой станет еще одним доказательством.

— Пока вы здесь, я смогу как-то существовать, а что будет дальше? Вы же не случайно даете мне деньги. А их, как я заметил, больше, чем я заслуживаю.

— Ладно, Александр Васильевич, скрывать не стану, — хмыкнул я. — Да что скрывать, если вы и сами обо всем догадываетесь? Я знаю, что мое пребывание в Париже подойдет к концу, а что со мной будет в России — бог ведает. У меня может быть карьерный взлет… Хотя нет, взлета не нужно, главное, чтобы не было резкого падения. Такого, когда не на мелкую должность в Заполярье ссылают, а просто бьют оземь. И если в Советской России к власти придут те люди, которые меня, скажем так, не очень-то любят, то конец не только мне, но и моим людям. А прежде всего, всем тем, у кого неподходящее социальное происхождение. Поэтому, в Россию пока не стоит возвращаться ни вам, ни Исакову, я уже не говорю про Потылицына. Но с Исаковым и Потылицыным разговор иной, у них еще какой-то шанс есть, а у вас нет.

— Я это знаю, — вздохнул Книгочеев.

— Поэтому, какой напрашивается вывод?

— А вывод такой. Я являюсь вашим личным агентом, которого вы не можете никому передать.

— Именно так, — кивнул я. — У нас не будет никаких паролей, никаких агентурных псевдонимов или кличек. Впрочем… Если к вам придут от моего имени, и скажут: «Вы продаете славянский шкаф?», то отвечайте, что шкаф уже продан, но знайте, что меня уже нет. В этом мире все может быть, а если человека бить, то он расскажет все. А вам с супругой придется исчезнуть. Или хотя бы поменять адрес.

С кем-нибудь другим я бы не позволил себе вести подобный разговор. Но Книгочеев — мой коллега, пусть и из прошлого. И он меня понимает лучше других. Уж очень сильно меня смутил мой последний приезд в Россию. Артузов, знающий ситуацию в стране лучше других, считает, что Троцкий нынче первый, после бога. То есть, после Владимира Ильича. А если в этой реальности события потекут иначе, чем в моей? Троцкий, не испытавший горечь поражения в Польше, не проигравший войну белофиннам — это и на самом деле авторитетнейшая фигура. А что будет, если он станет преемником Владимира Ильича? Дзержинский на своем месте точно не удержится, а ВЧК, превратившись в ГПУ, возглавит кто-нибудь из окружения Льва Давидовича. Разумеется, после отставки товарища Феликса полетят многие, в том числе и я. Но вот вопрос — насколько далеко я улечу? Если останусь послом во.Франции — это мне сильно повезет. Но, скорее всего, что не останусь. Троцкий, как я думаю, пару лет потерпит, усилит все властные структуры своими людьми, а потом устроит основательную чистку на самых разных уровнях. Не случайно же, после смерти Владимира Ильича против Троцкого объединились такие разные силы. Они-то хорошо себе представляли, на что способен Лев Давидович. А вот удастся ли свалить Троцкого в этой реальности?

А я не могу позволить, чтобы те люди, которые мне доверяют, ушли вслед за мной.

— Грустно, — сказал Александр Васильевич, потом повторил. — Грустно, что человек, от которого зависит так многое, который так много сделал для своей страны, размышляет о своем будущем в таком вот печальном свете… С трудом себе представляю, чтобы нечто подобное случилось в российской империи. Максимум, что бы вас ожидало, в случае прихода к власти вашего врага — отставка с мундиром и пенсия.

— Империя могла позволить себе рисковать, а мы нет. Надеюсь, что и в Советской России так будет. Только не нынче, а потом.

Глава 17

Пресс-конференция

В первой половине дня я принимал граждан, по так называемым «личным вопросам». И опять, масса заковыков. Можно ли назвать гражданами Советской России бывших подданных Российской империи? Тех, скажем, которые переехали во Францию из Великого княжества Финляндского, царства Польского или из Бессарабии? Не скажу, что таких граждан имелось множество, но они были.

Да и с теми, кто уехал из России, как таковой, тоже имелись сложности. Имеют ли они нынче право на то, чтобы наше полпредство оказывало им помощь? Я бы считал, что да, но при условии, если эти граждане готовы вернуться на свою историческую родину. Но вернуться желали единицы, а вот получить от меня материальную помощь хотели все. Дескать — вы мне дайте денег, а уж хочу я вернуться, нет ли, вас не касается.