Ревет над нами

А под его шагами

Дрожит весь мир

Черное знамя

Реет над нами

Рухнет кусками

Дутый кумир…

Как по мне, так слова можно было вообще любые подставлять, все равно ни хрена непонятно. А что до музыки… Я снова попытался вслушаться, но так и не смог понять, чем одна песня отличается от другой. Но на лице Астарота сияло прямо-таки воодушевление с вдохновением вместе. Он явно был горд своим творчеством.

Он видел себя этаким посланником ада, демоном во плоти или чем-то подобным. А смотрелся…

Ну такое.

Лицо выглядело еще более детским из-за того, что он пытался придать ему прямо-таки звериную серьезность. Как на тех мемах, где задроты с жидкими усишками приглашают на курсы пикапа или, там, обещают суровые разборки.

Чуть не заржал, когда вспомнил. Даже рука дернулась к карману, чтобы мобильник достать и найти в инете картинку.

Вовремя вспомнил, что никакого мобильника у меня нет, и вообще на дворе девяносто первый год. Мобилы сейчас должны быть только у ребят в малиновых пиджаках. Громоздкие такие раскладушки. Или малиновые пиджаки позже появились?

Главное сейчас не вдаваться в мысленные рассуждения. Просто принять, что теперь это моя жизнь. Не рассусоливая тут как бабка на лавочке.

А вот Кирилл играл, кстати, неплохо. Он пока инструмент настраивал, пробежался по струнам, и стало понятно, что с инструментом он обращается уверенно.

Я сидел на столе и болтал ногами в такт рваному ритму сатанинской музыки. Вникнуть уже не пытался. И старался не думать о том, что мой молодой растущий и чертовски худой организм хочет жрать. Чтобы как-то себя отвлечь, решил изучить содержимое своих карманов. Тех, до которых раньше не добрался.

Итак, у меня была замусоленная записная книжка с буквенной лесенкой. Беглое пролистывание показало, что часть страниц там даже заполнены. Ага, это контакт-лист такой. Еще имелся паспорт, согласно которому меня звали Владимир Викторович Корнеев, родился я в Новокиневске, двадцатого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят второго года. Совершеннолетний, значит. И у меня скоро днюха. Я пролистал страницы дальше. К военной службе негоден, адрес прописки… Достоевского, пятнадцать… Ага, даже примерно себе представляю, где это. Что-то мне подсказывает, что я до сих пор там проживаю со своми родителями. Поскольку если бы я обладал отдельной жилплощадью, фигли бы мы своей говнарской толпой бухали на квартире Астарота под дамокловым мечом возвращающейся утром мамы?

Ладно, это несложно проверить, в конце концов.

Что еще?

Хм, бумажка какая-то… В клеточку. Как будто из тетради вырвана.

«Дорогая Лена! Приходи в субботу в кафе „Лира“, тебя ждёт сюрприз»

Перечеркнуто.

«Ленок, может встретимся, кофе попьем? Как насчёт кафе 'Лира»?

Тоже перечеркнуто.

И ещё несколько раз имя «Лена» разных размеров.

Ну, это нормально. Я вполне здоровый и половозрелый парень, пытался пригласить какую-то Лену на свидание. С неизвестным результатом.

Вообще интересно, что случилось с прежним обитателем этого тела. Пока разворачивал бумажку, почему-то думал, что найду там записку, типа «В моей смерти прошу винить N, из жизни ухожу добровольно, невыносимо ходить по одной земле с…» Чушь, конечно, но было бы понятно. А то получается, что жил себе человек, на гитаре лабал, а потом — хоп! — и исчез. С одной стороны, как-то тупо самоубиваться на дружеской попойке. С другой, как раз неплохой выбор. Уходишь в сортир, глотаешь горсть снотворного, выходишь. Складываешься какашечкой под столом. Не просыпаешься. Никто и не обратит внимание, что ты вырубился. И в морг потом тело доставят.

Но записка была о другом. Так что, видимо, секрет исчезновения говнаря по кличке Велиал, я узнаю не сейчас. Если вообще узнаю, конечно.

— Велиал!!! — судя по тому, как Астарот орал, звал он меня уже не в первый раз.

— Чего тебе? — я смял бумажку и сунул ее обратно в карман. Потом разберемся с этой Леной.

— Как мы сыграли? — спросил наш фронтмен.

— Блистательно, другого я и не ожидал, — соврал я. Я даже не слушал, что именно они там играли. И уж точно не слушал текст. Зря, наверное. Перелом руки — мера временная, так что мне один хрен придется эти «шедевры» разучивать.

— Собираемся! Нам уже пора, — Астарот принялся сматывать шнур от микрофона.