— Рок-провинция! — продолжал разоряться он. — Где тот обрыган, который это убожество так назвал⁈ Приведите его сюда, я в глаза его посмотреть хочу!

— Если вам не нравится концерт, я могу вам такси вызвать, — мирно сказал я.

Вообще-то, организатора этого фестиваля я хорошо знал. Это же мой однокашник Генка придумал вспомнить лихую историю местного рока и возродить мероприятие девяностых. И меня с ребятам по дружбе попросил поработать охраной на молодежном мероприятии. Захотелось ему вспомнить молодость, понимаешь. Ностальгия по эпохе тотальной свободы и веселого хаоса. Я согласился, хотя эти пресловутые девяностые, считай что, не застал.

Когда страну лихорадило в политическом угаре, а по белому дому палили танки, я одной рукой опрокидывал стопку за свой дембель, а другой — подмахивал контракт на дальнейшую службу.

Когда страна встречала девяносто пятый, и у всех в бокалах плескалось шампанское разной степени приторности, моя синева расплескалась на железнодорожном вокзале города Грозный.

Когда бывшие однокашники заколачивали свои первые бабки, я месил стылую грязь Гудермеса и спал в урывками в обнимку с автоматом.

В новый год двухтысячного я валялся один в своей честно заработанной однешке, слушал, как седовласый Борис мямлит свое знаменитое «Я устал, я ухожу» и пил из горла шампанское, еще не представляя, как буду жить дальше. Так что девяностые для меня закончились, так и не начавшись.

— Так нальют мне водки, или я разнесу этот гадюшник вдребезги и пополам? — белугой взревел патлатый. И выхватил что-то из-под куртки.

И время сразу замедлилось. Пожелтевшие от курева пальцы сжимали обтекаемый бок чертовски знакомого, но совершенно неуместного здесь предмета. РГД-5, ручная граната дистанционного действия. И с неожиданной для пьяного тела скоростью патлатый вырвал из нее кольцо и швырнул себе за спину.

Четыре секунды.

Степа раскрыл рот, но заорать еще не успел. Глаза феечки за стойкой стали огромными и круглыми.

Три секунды.

Блям-блям-блям. Граната покатилась по полу прямо под ноги стайке пестро одетой молодежи.

Две секунды.

Из зала раздался гитарный запил, возвещающий о том, что перерыв закончен, но его заглушили истошные вопли бросившейся врассыпную недорослей.

Одна секунда.

«Наверняка учебная, — пронеслось в голове в тот момент, когда я рванулся вперед и накрыл своим телом нелепый маленький смертоносный предмет. — Как дурак буду выглядеть… Да и хрен с ним, потом поржем».

Взрыва я не услышал. Просто мир раскололся на множество осколков, которые закружились в диком калейдоскопе, затягивая меня в черную воронку небытия.

* * *

— Велиал, просыпайся! — кто-то безжалостно тряс меня за плечи. При очередном встряхивании башка упала мимо подушки, гулко стукнулась об пол и загудела. — Да просыпайся ты, сейчас мама с ночной придет!

— Грмбхдфф, — очень содержательно ответил я, мучительно пытаясь сообразить, кто я такой, на каком свете и почему владелец явно подросткового голоса зовет меня Велиалом. Наконец мне удалось кое-как разлепить глаза.

Первая мысль. Граната была учебной, и по этому поводу я нажрался до изумления?

Вторая мысль. О, такая люстра у моей бабушки была!

Третья мысль. Я что, спал на голом полу⁈

Кое-как я приподнялся, опершись на дрожащие руки. Башка трещала так, будто мозги провернули через советскую мясорубку с тупыми ножами. Твою мать… При чем здесь мясорубка вообще?

Я смог более или менее нормально оглядеться. Так, комната с «бабушкиным ремонтом», сервант со сдвигающимся стеклом, за стеклом… Нет, не хрусталь, как у моей бабушки, а дешевенькие стеклянные фужерчики. Посеревшие обои в цветочек, в углах уже отвалились практически, держатся на соплях. Диван. Облезлый продавленный, накрытый самодельным покрывалом из кусочков ткани. А сверху на покрывале распласталось тщедушное тело неопределенного пола — из-под спутанной гривы рыжих волос торчал острый локоть.

— Бельфегор, просыпайся! — снова раздался тот же самый голос, который меня и разбудил. Только теперь он тряс тело с дивана. А я смог, наконец, рассмотреть, кто это у нас такой настойчивый. Лицо наполовину закрыто растрепанными волосами. Черными, хотя… Какой-то пегий цвет, будто хозяин волос пытался покрасить свою гриву в радикально черный, но руки у него растут из тощей костлявой жопки. С которой почти сваливаются серые джинсы, разрисованные сверху донизу пентаграммами, перевернутыми крестами и еще какими-то очень оккультными символами.

— Отстань, Астарот, дай поспать, — острый локоть с размаху врезался под ребра настойчивому. Тот ойкнул, но принялся трясти чувака с дивана с удвоенной силой. — Бельфегор, ну что за дела? Я же говорил, что у меня мама с девять с ночной возвращается!