— Мне можешь не заливать, — усмехнулась девушка. — Я же видела, что ты ни разу в него ничего не подливал.

— Ты меня раскусила, — я посмотрел на нее. И отводить взгляд куда-то еще не захотелось. Гудение голосов вокруг приглушилось. Романтично звучал нежный перебор гитары. Длинноволосый парень во фраке вдохновенно тренькал на варгане. Я с ним сегодня знакомился, но не счел дальнейшее общение особенно полезным, поэтому не запомнил, как он представился. Теплый свет уже оплавившихся свечей бросал на гладкую кожу евы загадочные блики…

— Знаешь, однажды мы с друзьями сидели в парке на скамейке и решили провести эксперимент, — сказал я, придвинувшись чуть ближе к девушке. — Точнее, началось все с того, что мой кореш рассказал, что читал статью какого-то британского ученого, который доказывал, что для нашего мозга нет разницы между реальным переживанием и воображаемым. Ну, то есть, если пить не реальный алкоголь, а воображаемый, то опьянение все равно наступит, и оно будет вполне настоящим, потому что мозг отдаст телу нужные команды, биохимия набиохмичит, и — опа! — и ты уже в тряпки. Чтобы далеко не ходить, мы решили это дело проверить. Поставили перед собой воображаемые стаканы и принялись наливать в них воображаемое бухло. Пили, разумеется, все только самое качественное и дорогое. Наливать все должны были по очереди, так что каждый выпендривался как мог. В ход пошли односолодовый виски, хенесси, шато лафит какого-то конкретного года. С букетом и послевкусием. Мы чокались то роксами, то коньячными бокалами, то хрусталем. В общем, весело проводили время. Наверное, литра по три на брата выпили. Ржали, разумеется. Но главный сюрприз ждал нас, когда мы попытались встать. Представляешь, Ева, мы натурально были ни петь, ни свистеть! В драбаданище, будто и правда все это выпили!

— Да ну, не может быть! — Ева склонила голову на бок. А взгляд ее стал из нейтрально-дружелюбного заинтересованным.

— Вот примерно это же, только в гораздо более нецензурных выражениях, и менты сказали, когда паковали нас в луноход, чтобы в трезвяк доставить, — заржал я. История, кстати, была совершенно реальной, только произошла она где-то в две тысячи первом.

— И похмелье потом было настоящим? — засмеялась Ева.

— Как раз нет, в этом и прикол, — я подмигнул. — Похмелья не было. Да и само опьянение прошло еще по дороге в трезвяк. Видела бы ты их глаза, когда нас заставили дунуть в алкотестер, а он показывает, что мы все трое чисты, аки горный родник.

— А ты забавный, — сказала Ева. — Теперь понимаю, почему ты Сэнсею понравился.

Тут рядом с нами притормозило покачивающееся тело одного из художников. Взгляд его был устремлен в сторону двери в туалет, а в пальцах дымилась сигарета. Он медленно повернул голову к Еве.

— Евушка, дорогая, придержи мою сигаретку, — сказало «тело», облокотившись а спинку дивана. — Никому такое ответственное поручение доверить не могу, пока я не…

— Нет проблем, пирожочек, — мило улыбнулась девушка. Дядька попытался выпрямиться, но наткнулся осоловелым взглядом на меня. В глазах его зажглась ценная мысль, которой он немедленно захотел со мной поделиться.

— А ты радиации не боишься, а, парень? — громким шепотом проговорил он, выставив для пущей авторитетности указательный палец вверх и обдав меня густым алкогольным духом. — Все таки сидишь рядом с самой мощной динамо-машиной!

Ответа ему не требовалось, он бодро заржал собственной шутке и, качнувшись, двинулся в сторону туалета.

— Вот так всегда, — не то, чтобы очень как-то грустно или расстроенно сказала девушка, посмотрев на сигарету в своих пальцах. — Я даже подумываю, не начать ли курить, а то столько добра пропадает…

— Обычное дело, да? — я кивнул головой в сторону скрывшегося в туалете художника.

— Он уже седьмой за сегодня, — фыркнула Ева. — Оставляют мне сигарету подержать, а потом напрочь о ней забывают.

— Но курить ты, конечно же, не начнешь, — усмехнулся я.

— Нет, — она покачала головой и посмотрела на меня сквозь дым. Глаза ее как будто бы потемнели. Окружающий мир снова стал размытым, как будто все, кроме ее лица, растворилось в этом самом табачном дыму.

— Пойдем ко мне? — вдруг тихо сказала она. — Я живу в соседнем подъезде.

Я накрыл ее руку своей и кивнул. Мы встали, и практически не отрывая друг от друга глаз, направились к выходу. В этот момент меня совершенно не парило, чем там занимается и как и когда собирается домой Бельфегор и обратил ли на наш маневр кто-то внимание. И дело было даже не в том, что тело Вовы-Велиала было практически подростковым, и гормоны в нем фонтанировали так, что мама не горюй. Не в нем было дело. От Евы и у меня самого снесло крышу. Не настолько, чтобы кидаться на нее как кусок мяса, конечно. Просто она была красивая. Она была уверенная в себе. И она не смущалась быть ни на кого не похожей.