Земля усыпана пожухшей, уже не совсем даже не золотой, а скорее коричневой листвой. Ветки деревьев расчерчивали хмурое серое небо абстрактным графическим рисунком. Остроносые лодки качелей упакованы в брезентовые чехлы и застопорены толстенной цепью, поле автодрома пустое, машинки вытащили и унесли в какое-то надежное место. Карусели выглядят заброшенными, особенно сюрприз, с которого какие-то неизвестные уже открутили несколько продолговатых щитов. Окна касс закрыты фанерными щитами, в пустой чаше фонтана валяется мусор и битые бутылки.

Запустение-умиротворение.

Мы шли и молчали, медленно оглядывая впавший в спячку на зиму Центральный парк. В будущем зимой тут тоже будет весело — елка, горка, гирлянды. Каток с прокатом коньков. Ларьки с горячими напитками и карамельными яблоками. Всякие аниматоры в ростовых куклах. Но это потом. В девяносто первом и раньше Центральный парк просто закрывали и оставляли в таком виде до весны. Новогоднее веселье сюда не добиралось. Кажется, этот парк назывался центральным по инерции, еще с дореволюционных времен, когда он находился как раз в центре. Но потом город начал расти в какие-то другие стороны, и парк оказался где-то на краю цивилизации. Между рынком и заброшенным еще в дореволюционные же времена заводом.

Иногда я поглядывал на Еву, но разговор затевать пока не спешил. Молчание не было напряженным. Мы просто шли, не держась за руки, каждый погружен в свои мысли.

— Туда, — сказал я, сворачивая на узкую тропинку вдоль танцплощадки с ракушкой когда-то ярко раскрашенной эстрады.

Мы прошли сквозь строй толстенных старых тополей и оказались на берегу реки. Возле здоровенного, как будто от спиленной гигантской секвойи, пня. Вот на него-то я и положил ту самую коробку, которую держал в руках.

— Присаживайтесь, сударыня! — изобразил я шутовской поклон. И тоже сел рядом. — Я сюда приходил очень давно. Еще в школе.

«Да, оооочень давно, — мысленно усмехнулся я. — Вова-Велиал ее закончил совсем недавно».

— Теперь кажется, что целую вечность назад, — продолжил я, как ни в чем не бывало. — Мы в десятом классе учились во вторую смену. И каждый раз, когда выходил из дома, приходилось делать невыносимый выбор — топать в школу или ну ее нафиг? И когда «ну ее нафиг» побеждало, я садился на трамвай и приезжал сюда. Сидел на этом самом пне, смотрел на реку, на лестницу ВДНХ… Стихи писал.

— Стихи? — улыбнулась Ева. — Серьезно? Может, почитаешь?

— Да нет, я вру, — хмыкнул я. — Никаких стихов. Ну, то есть, я хотел. Место подходящее, парк такой… вдохновляющий. Черные воды Волчьей. Прямо поэтический настрой, твори — не хочу. Но увы, рифмовать строчки у меня так и не получилось. Так что обычно я просто читал книжку или делал ничего.

И говорил я абсолютную правду. Я действительно иногда в десятом классе прогуливал уроки и сбегал в этот парк. Закрытое на зиму место совершенно без людей. Вспомнил вчера случайно об этом месте, когда после рабочего дня на рынке пошел искать запасной туалет и дошел почти до трамвайного кольца. Увидел ворота, вспомнил. А когда позвонил Еве, то понял, что это будет идеальное место для свидания.

— А я в этом парке всего один раз была, — сказала Ева. — Когда совсем маленькой была, с родителями. Они мне с таким восторгом про него рассказывали, я так ждала, что тут чудо из чудес.

— А оказалось? — спросил я.

— На автодром меня не пустили, там с семи лет только можно, — Ева усмехнулась. — Как и на «Березку» и «Сюрприз». Было жарко, очень много народу, а на той площадке выступали клоуны. Меня посадили на лошадку на карусели для малышни. Колени пришлось поджимать, чтобы ноги не волочились. Карусель крутилась медленно, мне было очень скучно, и родителей я в этот момент ненавидела. И больше с тех пор здесь не была.

— Получается, я разбередил твои ужасные воспоминания? — усмехнулся я.

— Совсем нет, — Ева пожала плечами. — Сейчас я думаю, что зря сама сюда не пришла. Наверное потому что про дырку в заборе не знала. Без людей здесь все по-другому. Легко представить, что когда-то тут по аллеям ходили дамы в корсетах и с кружевными зонтиками.

Она посмотрела на меня медленным потемневшим взглядом.

— Ты странный, — Ева провела пальцами по моей щеке. — Я совсем по-другому представляла нашу встречу.

— Ну, если хочешь, можем пойти в ресторан на речном вокзале, — я сунул руку в карман и достал несколько смятых купюр. — Правда, боюсь, на полноценный обед моих фондов не хватит, но на пару коктейлей и закуски — вполне. Посидим за столиком, среди златозубых мужиков и их толстых бабищ. Поговорим, перекрикивая блатняк, который поют тамошние музыканты.

— Нет-нет-нет, — Ева рассмеялась. — Ни за что! Коктейль — это, конечно, здорово, но я бы сейчас лучше горячего чая выпила.

Я достал из рюкзака термос, открутил от него крышку. Из горлышка повалил пар. Я наполнил крышку-кружку и протянул Еве.

— Ммм, вкусно! — сказала она, сделав глоток. — А с чем это? С вареньем?

— Ага, с малиновым, — кивнул я. — И капелькой рижского бальзама.