— Je peux me passer de la couronne de laurier, Шарль. — улыбнулся я, с легкой ностальгией вспомнив, как переманил на свою сторону ротмистра французских рейтар. — Хорошо выглядишь.

Легран, в бархатном камзоле и широкополой шляпе с куда как более роскошным, нежели чем у меня пером, действительно выглядит, словно прибыл сюда с королевского приема в Версале.

— Ты тоже Себастьян, ты тоже…. Грешен, но думал все будет удручающе. Хотя эта борода в московитском стиле… Портит образ!

— Лицо мерзнет. — признался я. — Да и привык уже. Как вы здесь?

— Скопин-Шуйский словно Ахиллес идет от победы к победе! Впрочем, не будем отвлекаться, кесарь взял слово…

Великий князь, уже успевший поприветствовать собравшихся, действительно приступил к изложению плана боевых действий на ближайшее будущее:

— …Мы не можем допустить объединения Сапеги и короля, как не можем и позволить гетману отступить от Москвы. Думаю, он все еще стоит под Дмитровом лишь только потому, что путь на смоленскую дорогу преграждает тушинский лагерь, воры которого без особой радости ожидают Сигизмунда… Но счет идет на дни, если не на часы. Сам самозванец уже бежал под Калугу, и все больше русских воров уходят в его новый лагерь вместе с казацкой вольницей. В Тушино заправляет гетман Ружинский — а ведь и он, и Сапега во время рокоша Зебжидовского воевали именно на стороне короля! Так что все их выжидание связано лишь с торгом — пытаются выклянчить у Вазы помилование бунтовщикам из польских и литовских хоругвей, лучшие условия для своей верной службы, да больше земель нашего русского царства в личное пользование! И если король не сглупит, то уже со дня на день мятежным шляхтичам будет обещано помилование, а обоим гетманам — богатые владения на Руси.

Кесарь сделал небольшую паузу, и все присутствующие важно закивали головами. Между тем, Скопин-Шуйский продолжил:

— Кроме того, не стоит забывать и о лисовчиках — те, правда, не смогут нанести тяжелого удара в случае сражения, но могут перерезать все восточные дороги, лишив нас подвоза пороха и продовольствия из-под Калязина. Как вы сами понимаете, для нас это смерти подобно… А потому прежде всего, я направлю под Калязин отряд Семена Головина из сотни стрельцов, трехсот ратников из ополчения, полусотни франских рейтар и смешанной сотни детей боярских да казаков. Кроме того, на помощь воеводам, перекрывшим дороги из Суздаля, необходимо отправить как минимум по сотне детей боярских каждому…

Вперед вышел невысокий, но широкоплечий мужчина в роскошной собольей шубе и с достоинством поклонился Михаилу Васильевичу:

— Все сделаем, великий князь!

Кесарь ответил легким поклоном:

— Не сомневаюсь в тебе, Семен Васильевич, потому и даю поручение, и столь мало воинов выделяю — знаю, что под твоим началом склады наши в Калязине не достанутся врагу.

Воевода отступил назад с очередным поклоном, а Скопин-Шуйский уже продолжил:

— Самое же важное сейчас — это перерезать дорогу между Дмитровым и Тушино, отрезав Сапеге путь к отступлению, да не позволив Ружинскому прийти на помощь соседу-гетману. С этой целью я уже завтра отправлю в поход лучших своих ратников, сибирских и архангельских стрельцов воеводы Давыда Жеребцова, следующих на лыжах, а также прочих лыжников-поморян. Кроме того, этот отряд усилит сводный рейтарский полк полковника Себастьяна фон Ронина, им же обученный и собранный… Себастьян фон Ронин присутствует на собрании?

Великий князь с некоторым неудовольствием окинул взглядом присутствующих в шатре, пока я с некоторым трудом проталкивался вперед:

— Господа, расступитесь… Прошу меня извинить… Послушайте, ну меня же зовут, дайте дорогу!

В конце концов, когда я сумел пробиться сквозь плотную толпу офицеров, воевода Давыд Жеребцов уже замер перед кесарем. Да, это действительно человек-легенда, действующий на самом острие… Немолодой, несколько грузный и рослый, с испещренным застарелыми шрамами и морщинами лицом, этот истинный воин облачен лишь в стрелецкий кафтан! Пусть и лучшего качества, чем у прочих воинов… Меня он смерил несколько презрительным взглядом, мол, щеголь какой немецкий — но я и не подумал обижаться на прочного и надежного, словно дуб, воеводу…

Этот честный и упрямый человек оставался верным присяге ни смотря ни на что; будучи верным воеводой еще при Борисе Годунове, Давыд был сослан Василием Шуйским аж в Мангазею, на крайний север. Там он отстроил кремль и церковь, основав также Туруханское зимовье. Когда же воевода Жеребцов прознал о Лжедмитрии Втором, то собрал тысячу с небольшим сибирских стрельцов (почитай, всех выгреб из края!) и двинулся на Москву, по пути увеличив свой отряд за счет шести сотен архангельских стрельцов.