Такой клич ратники Скопина-Шуйского не могли не подхватить — и вскоре закричало все воинство, сотрясая окрестности громогласным ревом! Не смолкавшим минут пять, не меньше… Наконец, чуть образумившаяся толпа прокричалась и успокоилась — а я, заранее взяв у финского рейтара кирасу, да поддев ее под тягиляй, сам вышел вперед, за строй стрельцов:

— Други!!! Слово о кесаре желаю молвить!!!

— Говори!

— Пусть говорит!!!

Очередного клича провокатора разобрать в общем шуме я не смог — но вышел именно с той стороны, откуда доносился его голос… Вскинув руки, призывая людей замолчать, я дождался, когда все вопли, наконец, смолкнут:

— Братцы, князя сегодня ранили — и все ваши «головы» да старшины были в его шатре. Они все знают! Но князь жив!!!

— Молчат!!! Молчат!!!

— Никто не сказал!

— Жив?

— Жив!!!

— Так почему все молчат?!

— А молчат потому, что приказано было не распускать слух, покуда доподлинно не узнаем, кто убивцев послал!

Я вновь взял слово, невольно подавшись спиной к стрельцам, отступая от напирающей толпы — да пытаясь разглядеть среди ратников человека, активно пробивающегося вперед… Впрочем, на подобное теперь решится только самоубийца.

Или отчаянно храбрый провокатор, коий будет до последнего раскачивать конфликт…

— Вернитесь к своим «головам», спросите у них о том, что случилось в шатре князя — и кто убил татя, поранившего кесаря отравленным клинком! Но я уже сейчас вам все обскажу — это я убил! И уже изловил всех, кроме одного вора! Двух лихих людей, прикинувшихся лекарями, так и вовсе живьем взяли — уже сегодня запоют в руках катов, все выдадут!!!

Толпа вроде притихла — но я заметил какую-то возню среди обступивших меня ратников…

— Потому не верьте зачинщикам, не просто так кричат! Среди них — последний-то тать и есть!

Ну давай, давай — вот он я, твоя наживка, твой живец… Убийца твоих братьев по ордену! И последний шанс спровоцировать толпу, бросить на воев Жеребцова — пальнув в меня с криком «бей немцев», да толкнув пару ратников прямо под бердыши стрельцов … А уж там, коли зачнется бой, все еще можно улучшить момент, чтобы ворваться к Михаилу в избу!

Конечно, на такое решится только отчаянной смелости — и одновременно с тем фанатично настроенный человек. Но как я понял по событиям последней ночи — иезуитам не занимать ни того, ни другого… Нам еще повезло, что с «первого захода» они сделали ставку на отравленное вино, а в шатре «страховал» только один убийца. Видимо, не хотели привлекать к себе внимание и надеялись, что сработает именно яд…

Вот он!

Действительно смазливый, с высоким лбом и аккуратно постриженной бородкой иезуит (скорее всего, именно «Антоний») целеустремленно пробился сквозь толпу, следуя именно в мою сторону. В свете нескольких ярко пылающих костров, разведенных рейтарами, мне удалость рассмотреть его сосредоточенное лицо — да обещание скорой смерти, застывших в темных глазах…

Я рванул пистоль из-за пояса — и обступившие меня вои невольно шарахнулись назад, толкнув рвущегося ко мне «Антония»… Последний уже вскинул пистоль, опережая меня как минимум на пару секунд — но грохот выстрела иезуита заглушил его чересчур поспешный крик:

— Бей немцев!

Голос ассасина сорвался от напряжения — а пуля зацепила мой бок по касательной, лишь вырвав клок ткани из тягиляя, да звякнув о кирасу. Ведь в момент выстрела руку иезуита невольно отвели в сторону, едва не сбив его с ног… Вскрикнул раненый рикошетом стрелец — а я, опустив пистоль (Антоний уже рванул назад, пытаясь растолкать людей), насколько возможно громко завопил:

— Держи убивца! Это он, тать — уходит!!!

…Н-да, иезуит переоценил свои силы; спровоцированный моими откровениями, он действовал слишком рискованно, необдуманно, полагаясь лишь не везение. Впрочем, у него был шанс — по крайней мере, до выстрела точно был… Но и я недооценил то напряжение, что фрязи сумели закрутить в душах ратников — не дав «Антонию» пройти и десяток шагов, вои повалили его наземь, и начали ожесточенно топтать отчаянно закричавшую жертву!

Так что когда мы со стрельцами сумели пробиться сквозь толпу, чтобы растолкать вошедших в раж воев, моим глазам предстало лишь кровавое месиво из тела итальянца, буквально закатанного в толщу спрессованного снега…

Н-да… Прошло уже пять дней с тех пор, как состоялось покушение на Михаила Васильевича. Великий князь, слава Богу, идет на поправку; он пришел в сознание и начал отдавать приказы уже на второй день после покушения. И естественно ему доложили все подробности несостоявшегося убийства… А также о том, кто в Москве за всем стоит.

Впрочем, кесарь остался верен себе — вначале спасение Родины от воров и польских интервентов, а затем уже и «внутрисемейная» разборка… Так что пока о предательстве Дмитрия Шуйского в войске знает лишь очень малый круг близких к Михаилу офицеров.