— Нет, мало будет. Дай вторую руку. И не снимай верёвочки, поняла?

— А мама?

— И маме завяжем. Чтобы спокойно ушла. Чего ты на меня таращишься? Боженька её зовёт, ты не слышишь, что ли? К батюшке беги, он тебе лучше скажет, что с матушкой делать… Езжайте с Богом.

Я поправила одеяло. Сухонькая ручка вдруг потянулась, сжала мне пальцы:

— Спасибо, деточка… Дай Бог тебе счастья…

— Барышня, заругают! — позвал от калитки Степаныч.

Ну и заругают. Что теперь?

07. ИСКУССТВО И СПОРТ

КТО СКАЗАЛ, ЧТО ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ ДОЛЖНО БЫТЬ ЛЕГКО?

Пятое ноября.

То, что у господина Бирюкова удачно прошло собеседование с дирекцией, я поняла из того простого факта, что Ефимыч притащил в учебку здоровенный мольберт-треножник, а следом — подготовленный холст. Я лично не исключаю, что бывший купец (и по-прежнему удачливый делец) заручился для успешности реализации своего замысла поддержкой неких менее деловых, но более именитых покровителей.

После обеда директриса достаточно пришла в себя и примирилась с ситуацией, чтобы вызвать меня и приветливо побеседовать относительно того, что мне «дозволяется» работать над портретом «из уважения к памяти».

У меня было некоторое подозрение, что как только о сделке станет известно, появятся ещё желающие обзавестись модной картиной (пусть даже под видом уважения к памяти), и тянуть с портретом два месяца я, на самом деле, не собиралась. Но тут уж, выражаясь словами Баграра, как попрёт.

Ещё одной новостью, взбудоражившей старшую часть гимназии, стало известие о выезде третьего и четвёртого отделений в ближайшее воскресенье на осенние военно-спортивные соревнования к артиллеристам. В смысле — в высшее командное артиллерийское училище.

— Если бы нас пригласили в морскую академию, — многозначительно сказала мне Маруся, — это можно было бы рассматривать как ответный визит вежливости. Но поскольку нас туда не пригласили, мы с тобой расценим это как жест предусмотрительности некой небезызвестной нам семьи.

— Предосторожности, — кисло пробормотала я.

— И предосторожности, конечно. А как же.

ГОСПОЖА БИРЮКОВА

Вечером я решилась взяться за портрет. На фотографии госпожа Бирюкова была молодой полноватой женщиной с мягкими чертами лица. Почему она ушла так рано? Или муж хотел сохранить её в памяти именно такой — молодой? Какой она была на самом деле?

Я так долго вглядывалась в её лицо, что мне показалось, будто женщина кивает и говорит мне что-то.

— Маша… Маша!

Я вскинулась, выныривая из странного, почти наведённого состояния. Маруся смотрела не меня тревожно.

— Я всё понимаю, сорок минут смотреть на фотографию, проникаться образом и тому подобное. Но когда ты начала бормотать…

— Спасибо. Это было очень своевременно.

— Всегда пожалуйста, — иронично ответила Маруся.

Да, мне было немного не по себе. Зато я теперь знала, как нужно нарисовать эту женщину.

КУМУШКИ-ГОЛУБУШКИ

Воскресенье, одиннадцатое ноября.

Не успели мы после завтрака устроиться в цветочной гостиной, как за мной пришла горничная с известием, что ко мне пришла кума. «Кумой» оказалась тётя Таня. Я сперва обрадовалась, а потом испугалась:

— Что⁈ Хуже стало?

— Что ты, что ты, Машенька! Наоборот! Порозовел, щёчки наел. Я вот к тебе с благодарностью и с гостинцем, — она сунула мне коробку шоколадных конфет и, видя моё лицо, попросила: — Возьми, не обижай…

— Спасибо. Я просто думаю — дорого для вас.

— Так ведь за ради жизни, — тётя Таня посмотрела на меня своими светло-серыми, прозрачными глазами, — это капелька малая.

В носу у меня защипало.

— Как ваши ноги? Не болят?

— У! — оживилась она. — Летаю!

— А я вот хотела шарфики отдать, да не знаю кому. Может, вы найдёте, кому пристроить? Не век же им лежать! Они тоже с молитвой были связаны.

— Найду, найду, милая! Пристрою!

Я сбегала в спальню, достала из комода два давно уж заготовленных шарфа. Тётя Таня, увидев их, заохала, засуетилась, откуда ни возьмись вытащила авоську:

— Поди в больницу-то снесу, да? Узн а ю там, кому похуже…

— Их, если что, передавать можно. Не знаю уж, сколько они проработают, но года два-то…

Тут я поняла, что болтаю лишнее и осеклась.

— Ладно, пойду я, Машенька, — тётя Таня поднялась. — Спасибо тебе, родная! Дай Бог здоровья и жениха хорошего!

Вот это последнее было внезапно. Все хотят, чтобы девушки поскорее вышли замуж. За хорошего, естественно.

Я вернулась в наш с Марусей облюбованный уголок, размышляя о женихах, о здоровье и о малых капельках. И тут (ни раньше, ни позже!) явился Бирюков.