Глаза ее закрылись. Но тут же она вздрогнула и проснулась. Посмотрела на записную книжку и, сердито вскрикнув, пробежала кривые каракули последней фразы.

«Неужели это я написала? — прошептала она. — Я наверное, схожу с ума».

Шторм крепчал. Ветер выл, хлестал по стенам дома. Все собрались в гостиной. Сидели, сбившись в кучку, молчали. Исподтишка следили друг за другом. Когда Роджерс вошел с подносом, гости буквально подскочили.

— Вы позволите задернуть занавески? — спросил Роджерс. — Так здесь будет поуютней.

Получив разрешение, он задернул занавески и включил свет. В комнате и впрямь стало уютней. Гости повеселели; ну, конечно же, завтра шторм утихнет… придет лодка…

Вера Клейторн сказала:

— Вы разольете чай, мисс Брент?

— Нет, нет, разлейте вы, милочка. Чайник такой тяжелый. И потом я очень огорчена — я потеряла два мотка серой шерсти. Экая досада.

Вера перешла к столу. Раздалось бодрое позвякиванье ложек, звон фарфора. Безумие прошло.

Чай! Благословенный привычный ежедневный чай! Филипп Ломбард пошутил. Блор засмеялся. Доктор Армстронг рассказал забавный случай из практики. Судья Уоргрейв — обычно он не пил чая — с удовольствием отхлебывал ароматную жидкость.

Эту умиротворенную обстановку нарушил приход Роджерса. Лицо у дворецкого было расстроенное.

— Простите, — сказал он, ни к кому не обращаясь, — но вы не знаете, куда девался занавес из ванной комнаты?

Ломбард вскинул голову:

— Занавес? Что это значит, Роджерс?

— Он исчез, сэр, ну прямо испарился. Я убирал ванные, и в одной убор… то есть ванной, занавеса не оказалось.

— А сегодня утром он был на месте? — спросил судья.

— Да, сэр.

— Какой он из себя? — осведомился Блор.

— Из прорезиненного шелка, сэр, алого цвета. В тон алому кафелю.

— И он пропал? — спросил Ломбард.

— Пропал.

— Да ладно. Что тут такого? — ляпнул Блор. — Смысла тут нет, но его тут и вообще нет. Убить занавесом нельзя, так что забудем о нем, сир, — сказал Роджерс.

— Да, сэр. Благодарю вас, — и вышел, закрыв за собой дверь.

В комнату вновь вполз страх. Гости опять стали исподтишка следить друг за другом.

Наступил час обеда — обед подали, съели, посуду унесли. Нехитрая еда, в основном из консервных банок. После обеда в гостиной наступило напряженное молчание.

В девять часов Эмили Брент встала.

— Я пойду спать, — сказала она.

— И я, — сказала Вера.

Женщины поднялись наверх, Ломбард и Блор проводили их. Мужчины не ушли с лестничной площадки, пока женщины не закрыли за собой двери. Залязгали засовы, зазвякали ключи.

— А их не надо уговаривать запираться, — ухмыльнулся Блор.

Ломбард сказал:

— Что ж, по крайней мере, сегодня ночью им ничто не угрожает.

Он спустился вниз, остальные последовали его примеру.

Четверо мужчин отправились спать часом позже. По лестнице поднимались все вместе. Роджерс — он накрывал на стол к завтраку — видел, как они гуськом идут вверх. Слышал, как они остановились на площадке. Оттуда донесся голос судьи.

— Я думаю, господа, вы и без моих советов понимаете, что на ночь необходимо запереть двери.

— И не только запереть, а еще и просунуть ножку стула в дверную ручку, — добавил Блор. — Замок всегда можно открыть снаружи.

— Мой дорогой Блор, ваша беда в том, что вы слишком много знаете, — буркнул себе под нос Ломбард…

— Спокойной ночи, господа, — мрачно сказал судья, — Хотелось бы завтра встретиться в тем же составе.

Роджерс вышел из столовой, неслышно поднялся по лестнице. Увидел, как четверо мужчин одновременно открыли двери, услышал, как зазвякали ключи, залязгали засовы.

— Вот и хорошо, — пробормотал он, кивнул головой и вернулся в столовую. Там все было готово к завтраку. Он поглядел на семерых негритят на зеркальной подставке. Лицо его расплылось в довольной улыбке.

— Во всяком случае, сегодня у них этот номер не пройдет, я приму меры.

Пересек столовую, запер дверь в буфетную, вышел через дверь, ведущую в холл, закрыл ее и спрятал ключи в карман. Затем потушил свет и опрометью кинулся наверх в свою новую спальню.

Спрятаться там можно было разве что в высоком шкафу, и Роджерс первым делом заглянул и шкаф. После чего запер дверь, задвинул засов и разделся.

— Сегодня этот номер с негритятами не пройдет, — пробурчал он, — я принял меры…

У Филиппа Ломбарда выработалась привычка просыпаться на рассвете. И сегодня он проснулся, как обычно. Приподнялся на локте, прислушался. Ветер слегка утих. Дождя не было слышно… В восемь снова поднялся сильный ветер, но этого Ломбард уже не заметил. Он снова заснул.