Помешательство на религиозной почве, не иначе… Посмотреть на нее, и в голову не придет… А что, если я ошибаюсь?

Это безумие… Я схожу с ума. Куда-то запропастилась шерсть, запропастился алый занавес из ванной — не могу понять, кому они могли понадобиться. Ничего не понимаю…

Вот дурак, поверил всему, что ему рассказали. С ним обошлось легко… И все равно надо соблюдать осторожность.

Шесть фарфоровых негритят… только шесть — сколько их останется к вечеру?

— Кому отдать последнее яйцо?

— Джему?

— Спасибо, я лучше возьму еще ветчины.

Все шестеро, как ни в чем не бывало, завтракали.

Завтрак кончился. Судья Уоргрейв, откашлявшись, внушительно сказал своим тонким голоском:

— Я думаю, нам стоит собраться и обсудить создавшееся положение — скажем, через полчаса в гостиной.

Никто не возражал. Вера собрала тарелки.

— Я уберу со стола и помою посуду, — сказала она.

— Мы перенесем посуду в буфетную, — предложил Филипп.

— Спасибо.

Эмили Брент поднялась было со стула, охнула и снова села.

— Что с вами, мисс Брент? — спросил судья.

— Мне очень жаль, — оправдывалась Эмили Брент, — я хотела бы помочь мисс Клейторн, но никак не могу.

У меня кружится голова.

— Кружится голова? — доктор Армстронг подошел к ней. — Это вполне естественно. Запоздалая реакция на потрясение. Я, пожалуй, дам вам…

— Нет! — выпалила она. Все опешили. Доктор Армстронг густо покраснел.

На лице старой девы был написан ужас.

— Как вам будет угодно, — сухо сказал Армстронг.

— Я не хочу ничего принимать, — сказала она. — Просто посижу спокойно, и головокружение пройдет само собой.

Когда кончили убирать со стола, Блор обратился к Вере:

— Я привык заниматься хозяйственными делами, так что, если хотите, мисс Клейторн, я вам помогу.

— Спасибо, — сказала Вера.

Эмили Брент оставили в гостиной.

Какое-то время до нее доносился приглушенный гул голосов из буфетной. Головокружение постепенно проходило. Ею овладела сонливость, она чувствовала, что вот-вот заснет. У нее жужжало в ушах… а может быть, в комнате и впрямь что-то жужжит? Она подумала: «Кто это так жужжит — пчела или шмель? — И тут взгляд ее упал на пчелу, ползущую по окну. — Сегодня утром Вера Клейторн что-то говорила о пчелах.

Пчелы и мед… Она обожает мед. Взять соты, положить в марлевый мешочек. И вот уже мед капает, кап-кап-кап…

Кто это в комнате… С него капает вода… Это Беатриса Тейлор вышла из реки. Если повернуть голову, она ее увидит…

Но почему ей так трудно повернуть голову?..

А что если крикнуть?.. Но она не может крикнуть. В доме нет ни души… Она совершенно одна…» И тут она услышала шаги за спиной… приглушенные шаркающие шаги, нетвердые шаги утопленницы… Резкий запах сырости защекотал ей ноздри… А на окне все жужжала и жужжала пчела. И тут она почувствовала, как ее что-то укололо. Пчела ужалила ее в шею…

Тем временем в гостиной ждали Эмили Брент.

— Может быть, мне пойти привести ее? — предложила Вера.

— Минуточку! — остановил ее Блор.

Вера села. Все вопрошающе посмотрели на Блора.

— Послушайте, — начал он, — по-моему, пора прекратить поиски — убийца сидит сейчас в столовой! Пари держу, что во всех убийствах виновата старая дева.

— Но что ее могло на них толкнуть? — спросил Армстронг.

— Помешательство на религиозной почве. Что скажете вы, доктор?

— Возможно, вы правы. Опровергнуть вас я не могу. Но хочу напомнить, что у нас нет доказательств.

— Она очень странно вела себя, когда мы готовили завтрак, — сказала Вера. — У нее и глаза стали какие-то такие… — она передернулась.

— Это еще не доказательство, — прервал ее Ломбард — Все мы сейчас немного не в себе.

— Потом, когда нам были предъявлены обвинения, она одна отказалась дать какие-либо объяснения. Почему, спросите вы меня? Да потому, что ей нечего было объяснить.

— Ну, дело обстоит, не совсем так, — сказала Вера. — Позже она мне рассказала эту историю.

— И что она вам поведала, мисс Клейторн? — спросил судья Уоргрейв.

Вера пересказала историю Беатрисы Тейлор.

— Вполне достоверная история, — заметил судья. — У меня бы она не вызвала никаких сомнений. Скажите, пожалуйста, мисс Клейторн, мучит ли мисс Брент чувство вины, испытывает ли она раскаяние, как, на ваш взгляд?

— По-моему, нет, — сказала Вера. — Смерть девушки оставила ее безразличной.

— Ох уж мне эти праведницы! Вот у кого не сердце, а камень — это у таких вот старых дев. Объясняется все самой обыкновенной завистью, — сказал Блор.

Судья прервал его: