— За все, — я заставила себя открыть глаза. — Ты остался. Помогаешь. Трудишься. Это не твой бой и не твой город, и у тебя хватает своих проблем. Я не винила бы тебя, если бы ты вернулся в Корею, как только твоя магия стабилизировалась, но ты еще тут, трудишься, как все, и я благодарна за это, — я улыбнулась ему. — Спасибо, что ты со мной, папа.

Ён уставился на меня с возмущением на идеальном лице. Не такого я ожидала.

— Ты такого низкого мнения обо мне?

— Что? — завопила я, приподнимаясь. — Нет! Я пыталась сделать тебе комплимент!

— Опал, — сказал он строжайшим тоном. — Я — твой отец. С того дня, как я назвал тебя «дочерью», я принял священное обязательство защищать твою жизнь и твое счастье. Я не всегда понимаю, почему ты принимаешь решения, но я никогда не дам тебе бороться с ними одной, ведь ты — мое дитя. Моя дочь, моя радость и мое сокровище, навсегда, — он хмуро посмотрел на меня. — Ты должна была уже понять.

Я понимала. Он сказал это таким строгим голосом, что было бы просто упустить, но я заметила. Мне было плевать, что он снова говорил старые властные слова, ведь я понимала, что отец больше не пытался управлять или владеть мной. Он пытался сказать, какой ценной я была для него. Какой важной. Впервые за двадцать лет я ощущала, что мы говорили на одном языке, и это ощущалось как возвращение домой.

— И я тебя люблю, — прошептала я на корейском, прислоняя голову к его плечу. — Спасибо.

— Не благодари кого-то за выполнение долга, — упрекнул он, но без резкости в голосе. Ён звучал так радостно, как только мог дракон, и мне было так хорошо, что захотелось поддразнить его.

— Ты делаешь это не бесплатно. Сколько магии СЗД я уже тебе передала?

— Дополнительная выгода — это хорошо, — признал он, глядя на свои ладони, которые уже не выглядели как скелет. — Но я помог бы тебе и без этого. С того момента, как твоя мама дала тебя мне, ты стала моим величайшим сокровищем. Каким драконом я был бы, если бы не защищал это до смерти?

Мы зашли далеко, раз я даже не разозлилась на это.

— Я рада, что тебе лучше, и что я не убила тебе теми рынками, — сказала я. — Если мы переживем дело с Геймскипером, ты сможешь вернуться домой.

Я думала, он обрадуется. Папа любил Корею больше всего, но, как только я сказала о доме, улыбка пропала с его лица.

— Нет, — он покачал головой. — Пока я не стану сильнее.

— Это будет не скоро, — предупредила я. — Я передавала тебе магию днями, и это едва ли капля в море. Мы не вернем тебе прежнюю силу в ближайшее время, а другие драконы уже делят Корею между собой, и мы вот-вот освободим Белую Змею. То, что мы уверены, что она убежит, а не станет в этот раз тебя убивать, не означает, что она не вернется за этим позже. Она будет говорить, и весь мир узнает, что ты жив, и это не сплетни.

— Я в курсе ситуации, но я не вернусь домой, пока не смогу защищать его. Если я прибуду в Корею сейчас, я только позову войну к нашим берегам. Если я останусь тут, любой бой будет на земле Миротворца. Это плохо, но лучше рисковать гневом Дракона Детройта, чем жизнями моих людей. Чем дальше я оттуда, тем им безопаснее. Я могу сделать для них только это, пока я слаб.

Для гордого дракона в этом мог быть смысл, но…

— Ты можешь хоть позвонить маме? Не нужно говорить ей, где ты, но ты хотя бы позвони и дай ей знать, что ты не мертв. Это важно. Поверь, я знаю по своему опыту.

— Уверен, что ты знаешь, но твоя мама — последняя, кому я стал бы звонить.

— Почему? — гневно спросила я. — Разве она не твоя Первая Смертная?

— Потому я и не могу звонить ей. Я — ее дракон. Она посвятила мне жизнь. Я сильнее, чем был, но не могу предстать перед ней таким. Слабым и зависимым, — он поежился. — Уж лучше быть съеденным Белой Змеей.

Я закатила глаза так, что стало больно. Я считала маму безумной, но увидела, что и папа был не лучше. Он лучше рискнет быть съеденным, чем потеряет восторг супруги. Это было бы мило, если бы не было так неправильно.

— Пап, — я раздраженно фыркнула. — Мама любит тебя с верностью культа. Ты мог бы стать черепахой, и она все равно ворковала бы с тобой и кормила бы тебя салатом с руки до конца жизни. Ей плевать на твой огонь.

— Но мне важно уберечь ее, — упрямо ответил Ён. — Смертные хрупкие, и моя симпатия к твоей матери известна. Она уже как с мишенью на спине, даже без моего слабого присутствия.