– В небольшом бистро неподалеку от Арки. Там еще лесенка была в подвал. Народу немного было, шоферы, две-три девицы. А у официанта татуировка на руке, ну, с женщиной.

– А, припоминаю. Скорей всего это был кальвадос. Яблочная водка, в Нормандии делают. Такая не попадалась?

– По-моему, нет.

Равич махнул официанту.

– У вас кальвадос есть?

– Нет, сударь. К сожалению. Никто не заказывает.

– Слишком простецкий напиток для такого заведения. Да, скорей всего это был кальвадос. Жаль, не можем удостовериться. Проще всего было бы в тот же кабачок наведаться. Но сейчас нельзя.

– Почему нельзя?

– Разве вы не обязаны тут оставаться?

– Нет. Я уже освободилась.

– Прекрасно. Тогда пошли?

– Пошли.

Кабачок Равич отыскал без труда. На сей раз там было довольно безлюдно. Официант с голой девицей на бицепсе только мельком глянул на них, после чего, шаркая шлепанцами, выскользнул из-за стойки и протер для них столик.

– Прогресс, – отметил Равич. – В тот раз такого не было.

– Не этот столик, – сказала Жоан. – Вон тот.

Равич улыбнулся:

– Вы так суеверны.

– Иногда.

Официант стоял рядом.

– Точно, – согласился он, поиграв татуировкой. – В прошлый раз вы там сидели.

– Неужто помните?

– Конечно.

– Вы бы в генералы могли выйти, – сказал Равич. – С такой-то памятью.

– Я никогда ничего не забываю.

– Тогда я только одному удивляюсь: как вы еще живы? Может, вы еще помните, что мы пили?

– Кальвадос, – не задумываясь, ответил официант.

– Отлично. Тогда и сегодня будем пить то же самое. – Равич обернулся к Жоан Маду. – Как просто разрешаются иные вопросы. Посмотрим, так же ли он хорош на вкус.

Официант уже нес рюмки.

– Двойные. Вы тогда заказали два двойных.

– Вы начинаете меня пугать, милейший. Может, вы еще помните, во что мы были одеты?

– Пальто и плащ. На даме был берет.

– Да вы здесь просто пропадаете ни за грош. Вам бы в варьете работать.

– А я и работал, – невозмутимо отозвался тот. – В цирке. Я же вам говорил. Забыли?

– Забыл. К стыду своему.

– Господин вообще забывчив, – заметила Жоан, обращаясь к официанту. – Забывать он мастак. Почти такой же, как вы все помнить.

Равич поднял глаза. Она смотрела прямо на него. Он усмехнулся.

– Может, не такой уж и мастак, – бросил он. – А теперь отведаем-ка лучше кальвадоса. Будем!

– Будем!

Официант все еще стоял возле их столика.

– Что позабудешь, того потом в жизни недостает, месье, – заметил он. Похоже, тема была для него еще далеко не исчерпана.

– Верно. А что запомнишь, превращает твою жизнь в ад.

– Только не мою. Прошлое – оно же прошло. Как оно может кого-то мучить?

– Как раз потому, что его не воротишь, дружище. Но вы, я погляжу, не только искусник, вы еще и счастливец. Это тот же кальвадос? – спросил он у Жоан Маду.

– Нет, лучше.

Он посмотрел на нее. И его снова обдало легкой волной тепла. Он понял, что она имеет в виду, и его даже слегка обескуражило, что она способна так прозрачно на это намекнуть. Похоже, ее нисколько не заботило, как он ее слова воспримет. И здесь, в этом убогом кабачке, она уже расположилась как дома. Ни настырный свет голых электрических ламп, ни две шлюхи, что сидели поодаль и годились ей в бабушки, – ничто ей не мешало и ничуть ее не беспокоило. Все, чему он успел изумиться в полумраке ночного клуба, продолжало изумлять его и здесь. Это смелое, ясное лицо ни о чем не вопрошало, в нем было только спокойствие явности и еще чуть-чуть ожидания, – в сущности, совершенно пустое лицо, подумалось ему, лицо, способное, как небо, перемениться от малейшего дуновения. Лицо, готовое вобрать в себя любые твои грезы. Оно – как красивый пустующий дом, замерший в ожидании ковров и картин. Вместилище возможностей: хочешь, станет дворцом, хочешь – борделем. В зависимости от того, кто вздумает его заполнить. Насколько недалекими кажутся рядом с ним все эти застывшие, закосневшие лица-маски.

Он спохватился: ее рюмка была пуста.

– Вот это я понимаю, – похвалил он. – Как-никак двойной кальвадос. Хотите еще один?

– Да. Если вы не торопитесь.

«Куда бы это я мог торопиться?» – пронеслось у него в голове. Потом он сообразил: ведь в прошлый раз она видела его с Кэте Хэгстрем. Он поднял глаза.

Лицо ее оставалось непроницаемым.

– Я не тороплюсь, – сказал он. – Завтра в девять мне оперировать, но это и все.

– И вы можете оперировать, когда так поздно ложитесь?

– Да. Это никак не влияет. Дело привычное. Да я и не каждый день оперирую.

Подошел официант, снова наполнил их рюмки. Кроме бутылки, он принес еще пачку сигарет и положил на стол. «Лоран», зеленые.

– Вы ведь эти в прошлый раз просили, точно? – торжествующе спросил он.

– Понятия не имею. Вы наверняка лучше помните. Верю вам на слово.

– Те самые, – подтвердила Жоан Маду. – «Лоран», зеленые.