Яна не винила средневекового снайпера. Были подозрения, что оружие было некачественным, вот и получился недострел. Она бы не промахнулась.

И в нее вряд ли промахнутся. Ох, генерал, мало вас террористы учили. Надо бы добавить, но это потом, потом…

А пока…

– Проверили оружие и опечатали. Тора Яна, вы хотите…

Яна присела за стол. Опечатали они оружие! Детский сад, штаны на лямках! Распечатать никто не сможет? Купить или украсть новое уже в городе – не?! А ведь и запросто!

Ладно! Сначала дипломатия, потом головомойка.

Письмо должно быть коротким и доходчивым. Двух строчек хватит.

Корона не ведет переговоров с террористами.

Я, милостью Творца императрица Русины Анна Первая, объявляю Никона Счастливого вне закона.

Приговор – смерть. Награда за голову – пятьсот золотых.

Подпись. Печать.

Так дойдет?

Должно дойти…

Яна протянула лист Валежному.

– Тор генерал?

Тор генерал похлопал глазами. Прочитал, еще похлопал. Потом дошло, и глаза вспыхнули мстительным огнем. Видимо, достал его Счастливый. До печенок и селезенок.

– Ваше…

– Переписать? Есть замечания?

– Нет, тора Яна. Это идеально.

– Вы отдадите – или мне передать?

– Тора Яна, с вашего позволения… если вы все сделаете, это произведет впечатление.

Яна кивнула. Понятно, надо подтвердить, что она не кукла, что у нее есть своя воля и свой выбор. Что не Валежный ею управляет, а она сама способна зубки показывать.

И полезла в шкаф.

– Где там оно? О! Берем!

Яна принципиально не собиралась носить платья. Так что переодевалась она в военный мундир. И никакой юбки. Брюки в обтяжку, которые больше всего напоминали лосины, и любимые ботинки – берцы. Летний вариант, но высокий и с хорошими такими носками-каблуками-платформами. Чтобы враг прочувствовал всю мощь императорского гнева. Яна настояла, чтобы в носок положили свинец. Пусть тяжелее, мышцы потренируем. Но какой пинок получится!

Быстро, четко… Валежный отвернулся. Все же тора Яна иногда перегибала палку. Понятно, она его не соблазняла, но неловкость все равно оставалась.

– Я готова. Все в порядке?

– Головной убор, тора Яна.

Яна послушно надела фуражку с аккуратным маленьким гербом Русины, поправила ее перед зеркалом и улыбнулась себе.

– Отлично. Идем?

Белые и алые тона были ей к лицу. Правда, погон Яне не полагалось, но что поделать? Она ведь не военный. Даже не мужчина. Она дама и полком командовать не может. Галун, гербовые пуговицы, манжеты и воротник – да. Бранденбуры – тоже. Но не погоны^[14].

Ордена, кстати, Яне тоже не полагались. Ни единого. Не за что. Да и самой себя награждать, что ли? Вот еще похабщина какая! Поздний Брежнев. Фу!

– Да, тора Яна.

* * *

Гришка нервничал.

А то ж нет? Будешь тут и переживать и ерзать так, что лошадь шарахается! Вы сами подумайте – к упырям в зубы-то ехать! Но атаман приказал, подчиняться надо.

Так что ехал Гришка, молился и образок не снимал.

А помимо того обзавелся еще святой водой во фляге, осиновым колом и парой головок чеснока.

Да, и зубчик жевал…

Вы ж знаете, упыри енто дело не любят! И чесночников жрать не станут!

Правда… для начала от Гришки стали держаться подальше все спутники, но это они от глупости! Точно! Вот сами бы упырицу повидали, когда она шаг от костра делает, а на губах у нее кровь… и на пальцах кровь… и вся она в крови (кровь увеличивалась пропорционально числу рассказов). То-то бы струсили, дураки!

То-то замолчали бы!

Вольно им надсмеиваться! Зато Гришка один раз уцелел, а ежели Творец милостив, то и второй раз спасется.

Так и ехали они до Ирольска. А тама…

В город-то их пропустили. Но оружие приказали убрать, перевязали его так, чтобы не достать было, а когда ребята начали возмущаться, выразительно показали на пулемет. Пока – молчащий.

На том споры и закончились. И проследовали «счастливчики», общим числом десять человек, во главе податаман Роман Паницкий аккурат до центральной площади. Там штаб Валежного и располагался.

В штаб их, понятно, не пустили. Письмо забрали, ждать приказали… ну, «счастливчики» и думать не стали.

Уселись в теньке, припасы достали. Кушать хотелось… Авось успеют пообедать, пока то да се…

Гришка, будучи в нервическом расстройстве, зажевал вторую за утро головку чеснока, после чего рядом с ним даже мухи пролетать боялись. Оставалось ждать.

Пообедать они действительно успели.

Потом дверь штаба (агромадная домина в четыре этажа, поди протопи ее зимой!) распахнулась, и наружу вышла… вышли…

Гришка прищурился.

Солнце било в глаза, но идущих к ним людей было видно.