Будь Никон обычной мразью, люди за ним не шли бы. Так что ему даже пересиливать себя не потребовалось. Он отлично знал, как поступить правильно.

Ни хорошо. Ни плохо. Именно, что правильно.

– Мы остановимся здесь на сутки. Надо оценить обстановку, похоронить мертвых, подлечить раненых… да, и найдите где-нибудь камень побольше.

– Камень? – удивился податаман Белинский.

– Его, – кивнул Никон. – Поставим – и надпись выбьем. Чтобы не забывали. Как он сказал – капитан Горелов? И, надо полагать, его взвод.

Белинский аж рот открыл.

– А…

– Сам бы убил. Своими б руками! Но достойного врага надо уважать.

Крыть было нечем.

Камень, конечно, не нашли. Но Никон решил эту проблему.

Развороченный взрывом вагон – тоже отличный памятник. А внутри, там, куда не добираются ни дожди, ни грозы, он лично дописал красной краской:

«Здесь лежит взвод капитана Горелова. Они разменяли девятнадцать человек на двести жизней противника».

И расписался.

Настоящее мужество стоит уважать.

Никон этого не знал, но надпись сохранится на века. И спустя несколько столетий ее будут показывать детям. И показывать, и рассказывать…

Именно в эту секунду, проявив уважение к врагу, он обрел бессмертие.

* * *

– Так-то, атаман. А то б и мы с тобой там полегли…

Федот со значением посмотрел на Паницкого.

Кто бы сейчас узнал блестящего податамана?

Сложно, знаете ли, выгребать дерьмо в алой рубахе, в сапогах со скрипом, да и завитый чуб там ни к чему. А вот простая рубаха, холщовые штаны, навроде крестьянских, и да, лапти… но лапти-то не жалко! Хоть бы и провоняли, и плескануло на них ненароком… лыка много! А вот хорошие сапоги поди достань…

Роман задумчиво кивнул:

– Могли бы…

Он уже подозревал, что Никон оказал ему услугу, разжаловав в золотари. Конечно, дерьмо есть дерьмо и ничего привлекательного в выгребных ямах не обнаружено (про селитру Роман не знал), но если тебя пристрелят – тоже хорошего мало. Федот-то прав, лучше постоять в сторонке и выжить.

Вот эти сумасшедшие на станции взяли да и сложили головы. А ведь могли бы жить да жить. Чего им стоило договориться со Счастливым?

Ну, сдались бы…

Может, их бы даже отпустили. Могли…

Гордость, честь… тьфу! Тоже мне, торы нашлись благородные! Выживать надо, понимаете, вы-жи-вать!

Кого тут защищать? Никона? Императора? Императрицу? Хормель? Ага, поищите дураков в зеркале! Роман свою жизнь класть на алтарь Освобождения решительно отказывался. Да и ребята его, и Федот были того же мнения. Пусть идиоты помирают за красивые лозунги, а им пожить охота. И хорошо пожить!

Вот уже несколько недель они пытались определить, где в обозе лежит Никонова казна. Должна ж она быть? Или хотя бы что полегче и поценнее… пара мешков с серебром, золотом… ну что-то же быть должно? Или хабар какой нужный…

Пока подозрения пали на четыре телеги, которые охраняли особенно тщательно. Но надо было еще все проверить и осмотреть. Второго шанса у них точно не будет.

Лионесс

Чего не ожидала ее величество Элоиза…

Ох, не ожидала – увидеть на своем столе конверт, запечатанный соколом.

Тем самым соколом…

Дипломатическая почта. Почти…

Несколько секунд она смотрела на конверт, словно на ядовитую змею. Потом решилась, коснулась его кончиками пальцев.

Ее мальчик, ее Кор, ее сынок сейчас лежал в своих покоях, и врачи находились при нем неотлучно. Понятно, что сын выживет, но болезнь была серьезной, болезнь затягивалась, да и переломы заживали плохо. Возможно, придется ломать руку и еще раз сращивать. А может, и вовсе переучиваться на письмо левой рукой.

Правда, к Хелле он проникся небывалым почтением. И с Русиной связываться раздумал.

Что же это такое? Что?

Долго гадать было не в характере Элоизы, так что ее величество взяла изящный ножик из слоновой кости и вскрыла конверт. На стол выскользнул листок бумаги.

И еще пара секунд.

Пара секунд, в течение которых можно уверить саму себя, что все обойдется. Или – нет?

«Государыня, сестра моя Элоиза!

Рада Вам сообщить, что я жива, здорова и приняла свое наследство. В настоящий момент я являюсь действующей императрицей Русины.

Мои войска идут на Звенигород, и надеюсь, что скоро смогу написать Вам, сидя за тем же столом, что и мой несчастный отец. Глядя на город из окон Кремля. Полагаю, Вы помните его последнюю просьбу?

Я освобождаю Вас от данного обещания.

Предпочитаю разделить с Русиной ее судьбу, а не пользоваться гостеприимством чужих людей. Тем более что принять моего отца Вы отказались. Полагаю, и мой визит будет не слишком удобен для Вас.

Но взамен прошу Вас позаботиться о тех ценностях, которые вывез из страны мой отец. Перечислять здесь я их не буду, полагаю, Вы отлично знаете и корабли, и что именно прибыло в Лионесс.