Эти ценности должны быть помещены в банк «ЛЛБ» и выданы либо мне, либо лицу, которое предъявит мое коронационное кольцо (не сомневаюсь, что Вы его помните, тетушка), и письмо за моей подписью.

В крайнем случае – моему наследнику, который докажет родство со мной по прямой линии.

Список ценностей я оставляю у надежных людей.

Примите заверения в самой искренней моей к Вам симпатии.

Вашего величества добрая сестра, императрица Анна.

P.S. Надеюсь, мой дражайший кузен выздоравливает? Три перелома – сложная штука, особенно когда один из них открытый. Очень прискорбный случай. Нечто подобное имело место быть и в Звенигороде, с людьми некоего жома Пламенного, когда те решили поставить себя выше богов. За что и были наказаны.

А.»

Элоиза сжала кулаки так, что порвалась плотная веленевая бумага.

СУКА!!!

И в кого только такая выросла… в мамочку?!

Все Элоиза отлично поняла, и то, что было написано НА бумаге, и то, что подразумевалось. А именно…

Анна не собиралась дружить.

Не забудет предательства.

Не станет доверять. А банк «ЛЛБ»… Лионесс-Ламермур-Борхум. Три государства, которые его создали. Оттуда не выцарапаешь побрякушки, и не… ну, она же тоже имеет на них определенное право! Как родственница!

Вот!

Но сейчас это право стремительно нивелировалось. И оказывается, что у Анны есть… наследник?

По прямой линии?

И – кто?! Неизвестно. Но надо полагать, все документы, удостоверяющие родство, у него есть. А намек насчет Корхена…

ТВАРЬ!!!

Прекрасно она все понимает. Еще и издевается, негодяйка!

Ни денег, ни… чем вообще занят Вэлрайо?!

Вэлрайо…

А ведь никто другой не мог сказать этой гадине… О том, что наследник сломал руку, знают все. А вот конкретно о количестве переломов, от силы – человек десять. Вэлрайо знал.

Но тогда…

Вэлрайо пропал.

Элоиза почувствовала, как к сердцу подкатывает ледяная волна.

Если он у Анны… он наверняка у Анны, и она намекает…

Выбора нет. Придется выполнять все требования мерзавки! Пока – придется.

Элоиза, окончательно потеряв и терпение, и человеческий облик, заскрежетала зубами. За что и была тут же наказана.

Щелчком.

И приступом острой боли.

Передний зуб не выдержал нагрузок. Откололся. И остался у Элоизы на самом видном месте во рту некрасивый кусок. Мало боли, так ведь еще и сколько придется теперь вынести у цирюльников, которых ее величество боялась и недолюбливала!

Разумеется, это тоже были происки негодяйки Анны. Вот кто бы сомневался?

Яна, Русина

– Ваше императорское величество, неужели вы тоже выступаете в поход?

– Безусловно. Я обязана разделить судьбу своих солдат, какой бы та ни была.

Яна была уже в форме. Ей предлагали коня, и она согласилась. Из города она выедет на коне. И какое-то время поедет верхом. А в безлюдной местности с громадным удовольствием пересядет в бронеавтомобиль. И уютнее, и спокойнее, и не гадит он, кстати… А еще не кусается, как этот экологически чистый транспорт, да и воняет поменьше.

Бензин?

А вы конский пот нюхали? Так не поленитесь, прогуляйтесь до ипподрома. Лошади пахнут не розами и какают, простите, не бабочками. Но – картинка должна быть. И придется терпеть лошадь.

Сей очаровательный конек по кличке Бегемот сейчас стоял рядом. Спокойно стоял, смирно. Повезло – нашелся флегматичный и здоровый конь, который готов был терпеть такого наездника, как Яна. Ну и без выкрутасов, что немаловажно.

– Ваше…

– Государыня, торы и жомы, сэкономим наше время.

Репортеры заулыбались. Императрицу они вообще полюбили. Не то чтобы Яна уважала прессу, скорее знала, как с ней обращаться.

Прессу надо прикармливать сенсациями, иногда добавляя к ним пару золотых, и чесать за ушком.

Не всегда и не везде. Но местную прессу – обязательно. Она не разбежалась, не залезла под кровать и не затаилась. Местные репортеры вполне серьезно стараются донести до своих читателей хоть какие-то известия. Есть за что уважать.

Яна и Черчилля уважала, кстати. Англию не любила, но сэра Уинстона ценила. Он, видите ли, во времена оны отправился на Кубу, а потом и на англо-бурскую войну военным корреспондентом. Туда, где стреляли, убивали, пытали пленных… и он мог в любой момент оказаться в числе погибших.

Но поехал же!

И лез во все бочки затычкой. И писал…

Это вам не трусы очередной звездюлины описывать. И не на гей-парадах интервью брать… хотя последнего Яна бы тоже опасалась. Сходишь так одного цвета, вернешься другого.

В Русине звездюлин пока не было. И гей-парадов тоже. Так что писали бедные репортеры о войне. Врали, конечно, но не сильно. Когда война вокруг тебя, сильно и не соврешь. А когда критику наводят не через интернет и комментариями, а при личной встрече, да сапогом в зубы, тем более поосторожничаешь. Подумаешь, и что писать, и о ком писать.

Бывали случаи.