В целом, конечно, система Содружества была намного более эффективной, чем обычное обучение наукам и её повсеместное внедрение резко двинуло общество вперёд. Двинуло, и по новой отсортировало людей на "элиту" и "население" — как минимум, такая система позволяла быть уверенным что, хотя бы в среднем, на верху общества окажутся более умные, а не более наглые, сильные, и жадные. Интеллектуальный индекс был не просто объективно измеримым показателем. Он ограничивал возможности человека на практике — хоть 300 себе в документах нарисуй, но базу данных ты будешь изучать в соответствии со своими реальными возможностями. Вот тут то и лежали те грабли, которые, как я понял, косвенным образом и привели к моему похищению.

Люди, как я понял, стали лениться. Буквально за несколько поколений произошла деградация классических форм образования. С одной стороны, нейросеть было принято ставить в 16–18 лет, считалось, что до этого периода мозг молодого человека не сформирован достаточно и продолжает развиваться (а нейросеть могла в неудачном случае погасить это развитие). С другой стороны — дети не видели особого смысла что-то учить самостоятельно. И хоть им кол на голове теши, что только постоянные самостоятельные интеллектуальные упражнения дают им возможность повысить интеллектуальный индекс — на практике школы довольно быстро превратились в социальные институты, призванные удерживать детей обеспеченных родителей хотя бы под относительным контролем, пока те растут и развиваются. У менее обеспеченных слоев населения — детей просто стали раньше привлекать в труду.

По мере совершеннолетия сеть ставили любому, кто просил за государственный счёт. Но только базовую гражданскую модель, которая практически не давала никакого усиления способностей.

Результатом нескольких поколений эволюции общества становился резкий дефицит специалистов, способных изучать что-то на пристойном уровне за разумное время. Частично эту проблему решали импланты, увеличивавшие интеллектуальный индекс за счёт некоего аналога аппаратного ускорения….

Всё это я понял примерно и в общих чертах и, в конце нашего неожиданного перекуса, когда мы начали пить какую-то сладкую газированную воду, начал обсуждать с Лейнатом. Я старался держать себя непринуждённо — лучший способ обеспечить собственную безопасность в этой ситуации — установить максимально доверительные отношения с человеком, от которого ты фатально зависишь.

— Ты прав, быстро схватываешь — Лейнат говорил покровительственным тоном и было видно, что ему приятно ощущать себя в роли знатока перед зелёным новичком. Но тут есть ещё такая неприятность, что человечество неоднородно генетически и интеллектуально. По мере того, как новые планеты вовлекаются в цивилизованную жизнь — иногда такое вылазит. Он кинул мне через интерфейс картинку, на которой были изображены люди с грубыми чертами лица, сильно напомнившие мне неандертальцев в реконструкциях Михаила Герасимова.

— Это — Лекруа… У них средний интеллектуальный индекс около 80. Вот их признали официально людьми — генетическая то совместимость есть — и они прекрасным образом живут на территории Аварской империи, постепенно скрещиваются с обычными людьми и оставляют потомство. В каждом поколении — наверное все больше и больше.

Бывают и противоположные случаи, те же Аграфы… но этим, — Лейнат закончил пить, — этим с людьми скрещиваться как-то не особенно хочется, а Лекруа… Их активно использовали в качестве прислуги, да, кстати и сеть для социальных дезадаптантов первоначально под них разрабатывалась… Ну так и вот. Поэтому я когда увидел в спецификации на поставляемый материал информацию о твоем интеллектуальном индексе — сразу обратил внимание. Тебе просто повезло, что местные вербовщики не разобрались в твоих действиях — они решили что ты, показав высокий результат, слишком быстро утомился и это дало мне повод тебя выторговать, как не пригодного для эксплуатации в качестве биопроцессора искина. Можешь радоваться — считался бы ты стабильным, я бы за тебя столько денег не отдал бы, сколько бы захотели. Лежал бы ты уже в капсуле и считал бы трассу пролёта корабля какого-нибудь.

Чувства, охватившие меня в этот момент были, скажем так, противоречивым. С одной стороны, я радовался, что избежал такой поганой участи, с другой — боялся, что опасность ещё остаётся. Наконец, осознавать, что я имею некую рыночную стоимость, будто корова или трактор, было достаточно унизительно, а перспектива того, что мне, через некоторое время, возможно, придётся резать такого же несчастного, тоже оптимизма не добавляла.